Святая Лизистрата - [57]

Тастэ и руководители Лиги борьбы за светскую школу стояли у входа в зал.

— Дела идут полным ходом, — воскликнул Тастэ, потирая руки. — Художник уже подобрал краску для стен.

— Ну и как?

— Немножко темновата.

Они вошли в зал, где сновали рабочие.

— А получится у вас пятьсот мест? — спросил Анри.

Архитектор беспомощно развел руками.

— Немножко меньше. Правила безопасности предписывают сиденья, прикрепленные друг к другу. Я бы предпочел стулья. Это было бы легче и больше в стиле Трианона. Как и цвет стен… О боже мой! Где художник?.. Скажите, мой друг, вы что, считаете, что это французский крейсер? Кому нужен серый цвет? Или вы решили замаскировать нас? Нет уж, извольте сделать цвет потеплее — подбавьте немножко красного и чуточку желтого… Ну и, конечно, белого, мой друг, ведь Трианон-то был белый!

— Это будет слишком светло, — заметил художник.

— Да нет же, ничуть…

Завязался профессиональный спор, а подрядчик и специалист по художественному воспитанию направились к сцене, где электрики устанавливали колосники. Руководители Лиги подсчитывали, сколько материи потребуется для кулис и занавеса.

Анри, видя, что он никому не нужен, набил трубку и вышел на боковое крыльцо, где уже припекало солнышко. Тастэ последовал за ним, улыбаясь в усы.

— Ну что ж, потихоньку дело близится к концу!

— Да… Вы видели Коша?

— Минуту назад он пробежал тут как сумасшедший.

— Он рассказал вам насчет митинга?

— Митинга?.. Да, да… Бриу хочет председательствовать на нем? Ну и пусть. Плевал я на их бомбы!

— А по-моему, не стоит… Можно острить по поводу бомб, но нельзя забывать, насколько все это серьезно. Как ни вертите, алжирская проблема сейчас самая главная.

— Милый мой мальчик, ты стал намного сильнее меня в истории, но, надеюсь, не забыл того, чему я тебя учил. Если близко подойти к деревьям, то за ними не увидишь леса. Отступи немножко. Что такое Алжир? Последний отзвук крестовых походов. Пройдет несколько веков, и никто не отличит де Голля от святого Людовика.

— Вы говорите совсем как Вашелье. Можно до того доотступаться, что вообще перестанешь что-либо видеть.

— Надо видеть главное. Поверь, алжирская проблема не будет существовать вечно, республиканский строй — тоже, а вот борьба за искоренение невежества и глупости велась триста тысяч лет тому назад и через триста тысяч лет все еще будет вестись.

— Да, но живу-то я сейчас.

— Согласен. Ведрин тоже живет сейчас. Он живет рядом с тобой и стремится удержать в своем кропило то, что надо разбрызгивать щедро во все стороны. Такие Ведрины всегда были и всегда будут. Вот почему на протяжении веков — с тех пор как некий питекантроп, более смышленый, чем другие, сидя у себя в пещере, обнаружил, что местный колдун обкрадывает его — и по сей день кто-то должен вести войну с попами. Возможно, ты говоришь себе, что, когда этого старого ворчуна Тастэ не станет, жизнь потечет спокойнее. Так ты ошибаешься. На его месте появится Кош, ты, какой-нибудь мальчишка, что учится сейчас в коллеже, но Тастэ вечен, как и Ведрин.

Анри полез в карман достать зажигалку и наткнулся на письма.

— Вечен? Вы что, считаете себя господом богом?

— Нет. Боги — они недолго живут. Посмотри на христианского бога: ему еще нет и двух тысяч лет, а он уже выказывает все признаки усталости…

Одно письмо было из Бордо, другое — из Парижа. Анри вскрыл первое.

— В таком случае, вы считаете себя его противоположностью?

— Дьяволом? Почему бы и нет! Он куда симпатичнее. По крайней мере он держит слово. И потом он вечен. Боги меняются, а дьявол всегда один и тот же…

— Черт подери! Вы только послушайте, какое письмо я получил… «Уважаемый профессор и гнусный подлец…»

— Кто это пишет?

— Понятия не имею. Подписано ОАС, но, по-моему, это мистификация. Сомневаюсь, чтобы среди оасовцев были такие стилисты… «Уважаемый профессор и гнусный подлец… Если вы не откажетесь от желания засорять наши края порнографическими демонстрациями негритянского искусства…»

— Негритянского? Какое же отношение имеет Аристофан к неграм?

— Дело не в Аристофане, а в Мамби. Он негр, гвинеец. Я вам этого не говорил? Значит, мой корреспондент осведомлен лучше вас. Так я продолжаю: «…засорять наши края порнографическими демонстрациями негритянского искусства, а также потворствовать кривлянью антиклерикалов, этих прислужников коммунизма…»

— Даже так?

— Даже так. Потому-то я и думаю, что ОАС тут не при чем. Фашисты слишком глупы, чтобы придавать значение антиклерикальным настроениям. Продолжаем… Итак: «Если… если… то мы, группа патриотов, бывшие ученики пансионата святого Иосифа, исполнены решимости научить вас вести себя прилично и запретить спектакль, которым собирается показать в Сарразаке негр-коммунист Морис Мамби…» Подписано: «ОАС».

Тастэ вырвал письмо из рук Анри.

— Ведь я же говорил, что тут замешаны попы!

Анри усмехнулся и пожал плечами.

— Все можно подстроить.

— Ты не считаешь, что это серьезно?

— По правде говоря, сомневаюсь, но можно поймать этих не очень тонких хитрецов в их же собственную западню, сделав вид, будто мы поверили их угрозам.

— Надо опубликовать это письмо!

— Вы думаете? Отнесите его Фоссаду. Вы доставите ему удовольствие и увидите, как он его использует.