Святая и грешница - [45]

Так и шло вплоть до того дня, когда его выбрали предводителем Совета Старейшин, а теперь вся власть в его руках. И правду сказать: город процветает под его началом.

Бедняга купец тоже потерял свою мужскую силу, не столь кровавым путем, но все равно постыдным образом. Будущее его не сулит ему ничего хорошего.

31-е марта

Вчера, когда мы сидели в траттории, мне стало дурно до тошноты от его рассказа о предводителе Старейшин. Сердце сковало холодом, дыхание перехватило. Еле ноги волочил, когда возвращался домой. Казалось, злобные глаза преследовали меня в этих страшных потемках.

Я заснул быстро, голову ломило от выпитого вина. Но отдохнуть мне не удалось. Мне приснилось, что я попал в змеиное царство, где вились-извивались сотни скользких гадов. Я глядел в красные змеиные глаза, потрясенный до глубины души, не в состоянии сдвинуться с места.

Я проснулся от собственного крика, весь потный, дрожа в ознобе. Полежал так немного, трясясь от страха.

Но потом снова погрузился в дремоту. И опять привиделись мне скользкие и извивающиеся змеиные тела. Во сне, однако при полном сознании, я ощущал, как мое собственное тело принимает змеевидную форму. Гладкое и покрытое слизью, оно вытягивалось над клубком других движущихся тел. В состоянии страшного возбуждения я чувствовал, как страх медленно сменился нетерпеливой похотью. Изгибы чрева превратились в отрывистые ритмические толчки в такт с другими телами.

Но вот уж я — не змея и нахожусь не в змеином царстве. Теперь я ростовщик и ко меня пришла женщина. Я раздевал ее в нетерпении. Она не противилась. Руки мои обнимали ее тело, жадные и алчущие, трясущиеся от вожделения. Жаждущие обладать. Вне себя от сладострастия я подмял ее под себя и овладел ею. Грубо, с наслаждением я схватил ее за подбородок и повернул к себе, с диким торжеством посмотрел в ее лицо.

Это была Мария.

1-е апреля

Сегодня я не пойду в тратторию. Не покину дома, нет сил смотреть людям в глаза. После собственных чудовищных ночных деяний я обессиленный упал на свое ложе. Проспал весь день, без всяких снов. Нехотя я возвращался к действительности. Не понимал, что произошло, не мог объяснить себе свое сновидение. Но сладострастие, сладострастие все еще сидело во мне. Оказывается, его не так уж трудно сыскать в человеке.

Вот как просто можно разоблачить самого себя. Он знал, что делал, этот рассказчик, когда рассказывал мне о ростовщике и женщине. Он, должно быть, смеется надо мной, над моими натужными речами насчет чистоты. Он видел меня насквозь и хотел показать мне мое истинное лицо.

Это удалось ему.

2-е апреля

Я все же отправился в тратторию. Он сидел там на своем обычном месте и дружески приветствовал меня.

Он и виду не показал, что догадывается о моем состоянии.

Он несколько недоуменно выслушал мои несвязные извинения, когда я подошел к его столику. Он махнул мне, чтобы я присел на скамью, заказал вино для меня и вел себя, будто ничего не заметил.

Я не удержался, мне нужно было выговориться. Путанно и бессвязно начал я свою исповедь, он должен услышать все, все о моей омерзительной змеиной жизни.

Он дал мне выговориться, ждал, пока я не изолью душу. Но и после этого он не особенно много сказал. Взгляд его был грустен, когда он, криво усмехнувшись, поднял свой бокал и отпил вина.

«Вот какие мы все, — сказал он. — Будь доволен, что твое зло является тебе только во сне».

Он помолчал еще немного. Собирался сказать что-то о себе?

«Зло неотделимо от человека, поэтому его приходится прощать», — сказал он.

«Но когда оно соединяется с гордыней, это непростительно», — добавил он.

Кривая улыбка, скорее ироническая ухмылка, обращенная к себе самому.

3-е апреля

Было уже поздно, когда я покинул тратторию. Несколько раз за вечер меняли масло в светильниках. Несколько раз за вечер наполняли кувшин вином. Мое отчаяние не казалось мне таким уж безнадежным. Просто все истории, рассказанные в последние дни, перемешались во мне и привели меня в состояние беспокойства и замешательства.

Когда мы, наконец, поднялись из-за стола и пожелали друг другу спокойной ночи, он посмотрел на меня: «Радуйся, что тебе удалось обуздать гордыню», — повторил он снова.

Несмотря на эти его слова, дома я пал на колени и от всего сердца молил Бога простить мне все мои прегрешения, мои злобные мысли. Мне стало спокойнее. Я крепко заснул и проснулся сегодня с удивительной уверенностью:

Я смею пойти в церковь и смею смотреть на картину с Марией. Я знаю, как нужно заканчивать картину. Мне не надо искать зло в других людях, чтобы представить его на заднем плане картины. Оно есть и во мне, только я не умел его распознать. Я вот как себе мыслю: весь задний план в картине выпишу как одну злобную греховную поверхность, в смешении всех красок. Только за работой я смог познать зло в себе, а познав, войти в мир с Богом.

4-е апреля

Картина закончена. Будто в лихорадке писал я задний план. Наконец настал момент, когда не осталось ничего, что я хотел бы изменить. Все должно быть так, как оно есть. Я знаю, что картина совершенна. Я хотел бы показать ее моему старому учителю, наверняка услышал бы похвалу от него. Ничего похожего я раньше не писал.