Священное воинство - [120]
После этого король Англии вполне мог править своим государством, наслаждаясь миром. Но он больше любил войну, и военное дело было единственным ремеслом, которое он хорошо знал. На этот раз поводом для беспокойства стали внутрианглийские дела: на юге королевства часть баронов проявила непокорность в отношении королевской власти, и Ричард не мог не привести их к повиновению. В Лиможе виконт, правивший замком Шалю, утаил от короля часть золотой и серебряной казны, и тот со своим войском не замедлил появиться у стен этого замка.
Такие мелкие дела были явно не по достоинству короля и полководца и не стоили риска, но Ричард любил риск. После многих битв, когда ему с трудом удавалось одержать победу над сильным противником, король уверовал в свою непобедимость. Ему следовало бы услышать слова Саладина и прислушаться к ним: «Он часто безрассудно, почти глупо подвергает себя опасности и совсем не дорожит своей жизнью. Я сам, будучи государем обширных и богатых земель, предпочел бы мудрость и покой безрассудному молодечеству».
Рыцари, защищавшие небольшой замок, уже предложили сдачу, при условии, что им будет сохранена жизнь и право на их оружие. Но Ричард был в дурном настроении и хотел непременно, в наказание своему противнику, взять крепость штурмом. Не обращая внимания на опасность, король без доспехов разъезжал вдоль стен крепости, на виду у ее защитников. В это время один из арбалетчиков, некий Пьер Базиль, выстрелил в него и попал в руку. В ярости Ричард велел начать общий штурм крепости, а сам поскакал в свою ставку, где собирался получить медицинскую помощь. По словам хрониста Роджера Ховеденского, лейб-медик Ричарда был не врачом, а мясником. Он с трудом вынул сначала лишь деревянную часть стрелы, попавшей в руку, а потом, доставив пациенту новые страдания, с трудом извлек металлический наконечник. Вскоре после этого рука Ричарда почернела и началась гангрена.
К этому времени мятежный замок был уже взят, Ричард приказал повесить всех его защитников, кроме Базиля. Его велел доставить к себе король и спросил: «Что я сделал тебе такого, за что ты решил убить меня?»
Юный арбалетчик вовсе не чувствовал раскаяния. Он сказал: «Ты сам убил моего отца и двух братьев и хотел убить меня. Ты можешь отомстить мне как угодно, и я готов на муки за то, что нанес тебе эту рану, ибо ты причинил миру много зла».
Эта бравада, видимо, задела какие-то глубокие струны в душе короля Ричарда. Его приближенные с нетерпением ожидали, какой же страшной казни подвергнет виновника их повелитель. Сам юноша заявил, что хочет принять почетную смерть от меча.
«Я прощаю тебя, — сказал наконец король. Он велел освободить пленника и выдать ему сто шиллингов. — Живи благодаря моей милости, — продолжал Ричард, — и пусть это будет уроком для побежденных».[3]
Затем король занялся последними распоряжениями. Он объявил своим преемником на троне принца Джона и завешал ему три четверти казны (еще четверть надлежало отдать слугам и бедным).
После этого Ричард заявил, что завещает свое сердце жителям Руана, города, который всегда был ему верен и предан. Тело же свое он повелел похоронить рядом с гробницей его отца Генриха II в Фонтевро, как знак последнего покаяния за то зло, которое некогда ему причинил. Внутренности же короля, по его завещанию, следовало оставить здесь, в Пуату, без захоронения, в знак позора для той земли, которая была неверна ему и предавала его. По легенде, Ричард также разделил и свою душу, полагая, что может передать другим ее определенные качества. Во всяком случае, иные верили, что король завещал нищенствующим монахам свою любовь к роскоши, цистерцианцам — страстность, а своим любимцам храмовникам — гордость.
Он скончался 6 апреля 1199 г.
До того рокового выстрела королю Ричарду, как сказал поэт, «не было препятствий ни на море, ни на горных кручах, ни посреди бури и грозы, ни в гуще боя». Случилось так, что муравей сразил льва.
В одной балладе о короле Ричарде говорилось:
ПРИЛОЖЕНИЕ
