Своя ноша - [19]
— У тебя неприятности? — спросил Куб, озабоченна вглядываясь в мое лицо.
— Ерунда какая-то, — сказал я, однако тут же засобирался домой. — Сегодня, наверно, больше не приду.
— Конечно, после командировки надо отдохнуть.
Из кабинета я вышел не торопясь, но уже по коридору припустил бегом, и с каждым шагом все сильнее овладевал мной панический страх, лоб покрылся холодной испариной: что там?
Такси на улице не было. Автобус ускользнул перед самым носом. Следующий подойдет минут через десять. В моем направлении катил грузовик. Я спрыгнул с тротуара и поднял руку.
Грузовик затормозил, высунулся из окошка лупоглазый шофер.
— Подвези! Вот как нужно! — взмолился я и провел рукой по горлу.
Тополь у нашего дома уже убрали, опилки смели. В палисаднике, словно вставные зубы, белели новые доски. Я заскочил в подъезд и остолбенел. Дверь в квартиру была открыта. Молнией сверкнуло давнее воспоминание: целый день мы провели на людях, истомились друг по другу, к дому подъехали в темноте, я поднял Татьяну на руки, внес в квартиру, а когда мы через час остыли, успокоились и я пошел закурить — все двери вот так же были настежь: в коридор, на лестницу.
Кто там теперь? Баженов? Я подумал о старике Баженове, хотя и не укладывалось это в голове.
В гостиной на столе валялась Татьянина сумочка. Из спальной доносился шорох. На миг испугавшись и того, что мог увидеть, и своей жуткой решимости, я шагнул туда.
Татьяна стояла перед письменным столом и, шевеля губами, пересчитывала деньги. Вот так просто стояла и перебирала пальцами новенькие рубли — я не верил своим глазам. Потом она вздрогнула и повернулась ко мне.
— Ой, как ты напугал!
— Почему дверь открыта?
— Забежала на минутку за деньгами. Надо костюм выкупить, с портнихой договорилась.
Я без сил опустился на кровать. Меж лопатками ручьем бежал холодный пот.
— На тебе лица совсем нет…
— Укачало, наверно.
— Слабак, — поверила Татьяна. — Не сходишь ли со мной к портнихе? Может, что не так — со стороны виднее. А в этом костюме мне все-таки защиту держать.
— Подожди немного.
Я поднялся, вышел на слабых ногах в коридор и там, презирая себя за пережитый страх и еще не рассеявшуюся подозрительность, заглянул в кладовку, кухню, ванную — нигде никого не было. Ах, что за гад звонил! За такие штучки голову оторвать мало!
Но уже через пять минут я совсем успокоился. И не просто успокоился, а даже повеселел: после всего пережитого та, другая неприятность, заключенная в папке, показалась сущей безделицей. Вот так — клин клином вышибают!
Портниха у Татьяны — редкостная. В прошлом по молве сама первостепенная красавица, теперь она и шила только на красивых женщин. Какой-нибудь толстушке у нее нечего было и делать — самую выгодную работу отклонит. К Татьяне же сама однажды подошла на улице, предложила сшить платье: есть-де один интересный фасончик, в самый раз по фигуре…
Иссиня-черный, в талию, с узким вырезом на груди, костюмчик был одновременно и строг и вполне элегантен — как раз то, что требовал момент. Я так и сказал и еще добавил:
— Никто и не подумает, что ты еще не защитила диссертацию.
Портниха, сложив на груди руки, откровенно любовалась своим, творением. В конце концов и Татьяна согласилась — лучше некуда!
Потом у Татьяны весь день было хорошее настроение. Мне совершенно не хотелось его портить, и разговор о Крапивине я тянул до самого последнего момента. Уже Маринка посапывала в своей кроватке, уже Татьяна готовилась ко сну, накручивая бигуди, когда я, наконец, решился. С поднятыми к голове руками Татьяна так и застыла, замерла на стуле.
— Почему ты сразу не сказал? — после долгого молчания с укором спросила она. — Я ведь почувствовала: не с хорошим приехал. Еще когда только вошел… Ах, что ему от меня надо? Диссертацию зарезать — не выйдет! Месторождение отобрать — тоже не выйдет! Он на него не имеет никакого права! Палец о палец не ударил! Я всем могу доказать… Баба какая-то! И штучки бабские — жалобы, письма, доносы. А теперь вот в редакцию…
— Мне он тоже не понравился, — вставил я.
— Что вы с его досье будете делать? — не слушая меня, спросила Татьяна.
— Разбираться…
— Ах еще и разбираться, проверять! Значит, ты мне нисколько не веришь!
— Ты передергиваешь… Я же сказал: Крапивин мне не понравился, внушают подозрение и его претензии. Помоги нам восстановить картину открытия, и мы ему ответим полным голосом. Через газету… Самому, правда, неудобно браться за это дело, но Куб так и рвется в бой.
— Вот как! Ты уже и Куба успел посвятить! Очень мило!
— Куб — наш друг.
— У нас много друзей, и всем, значит, болтать… А знаешь, какая бывает реакция у мещан: нет дыма без огня, если уж пошли письма, дело — темное, нечистое.
— Куб не мещанин.
— Знаю я вас… Ты ведь тоже не веришь. Тоже сомневаешься. Тоже считаешь: нет дыма без огня. — Татьяна вдруг всхлипнула и ожесточенным тоном продолжала: — Иначе бы и папку швырнул в лицо этому негодяю и Кубу бы ничего не рассказывал. Может, завидуешь? Как и другие, хочешь погубить меня?
— Танька, милая, успокойся, — растерянно проговорил я, подходя вплотную к жене.
Я попытался погладить ее по волосам, но она с силой оттолкнула мою руку и крикнула:
Новая книга свердловского писателя. Действие вошедших в нее повестей и рассказов развертывается в наши дни на Уральском Севере.Человек на Севере, жизнь и труд северян — одна из стержневых тем творчества свердловского писателя Владислава Николаева, автора книг «Свистящий ветер», «Маршальский жезл», «Две путины» и многих других. Верен он северной теме и в новой своей повести «Мальчишник», герои которой путешествуют по Полярному Уралу. Но это не только рассказ о летнем путешествии, о северной природе, это и повесть-воспоминание, повесть-раздумье умудренного жизнью человека о людских судьбах, о дне вчерашнем и дне сегодняшнем.На Уральском Севере происходит действие и других вошедших в книгу произведений — повести «Шестеро», рассказов «На реке» и «Пятиречье».
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
Россия, Сибирь. 2008 год. Сюда, в небольшой город под видом актеров приезжают два неприметных американца. На самом деле они планируют совершить здесь массовое сатанинское убийство, которое навсегда изменит историю планеты так, как хотят того Силы Зла. В этом им помогают местные преступники и продажные сотрудники милиции. Но не всем по нраву этот мистический и темный план. Ему противостоят члены некоего Тайного Братства. И, конечно же, наш главный герой, находящийся не в самой лучшей форме.
О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.
Две женщины — наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…
Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!