Свора пропащих - [12]

— Сжечь? — Иеронимус подскочил. — Чьи бы руки его ни касались, он существует во славу божью.

Ключарь поднялся.

— Я скажу отцу Пандольфу, что вы спрашивали об алтаре. Видите ли… Десять лет назад вновь возродился спор о судьбе дьерекова наследия, и прежний наш настоятель хотел уничтожить алтарь. Очень благочестив и строг был наш прежний настоятель. Отец Пандольф — вы его видели на стене, это он вел переговоры с вашим капитаном… Так вот, отец Пандольф, неистовый в своем благочестии, приковал тогда себя цепью к кресту на распятии этого алтаря, так что сжечь резное дерево можно было только вместе с отцом Пандольфом. Наш прежний отец настоятель, думаю, так бы и поступил, если бы его не хватил удар, так что он скончался на месте. Мы решили, что сие было знамение божье, и избрали отца Пандольфа новым настоятелем. Охо-хо…

И простодушный ключарь удалился.

Иеронимус сидел один в церкви до темноты, пока не вошел тощий встрепанный монах и не зажег свечи. Протопал в полумраке по деревянным ступенькам на хоры и оттуда крикнул, перегибаясь через перила:

— Отец Пандольф!

Из мрака, с холодного пола донеслось:

— Я здесь.

— Пришлый монах ждет вас, — прокричал монашек. — Вот сидит перед самым алтарем.

— А… ну, иду, иду, — прогудел отец Пандольф и грузно затопал по проходу между скамьями. От него густо пахло чесноком.

Иеронимус улыбнулся. Отец Пандольф, щурясь на огонь свечей, хозяйским взглядом осмотрел «свой» алтарь — как будто опасался, что чужак украдет какую-нибудь из резных фигур, — сел за спиной у Иеронимуса и проговорил ему прямо в ухо:

— Отец Гервазий передал мне ваши слова. Рад, что вы думаете как я.

— Кто такой Дьерек? — спросил Иеронимус, полуобернувшись к своему собеседнику. — Чем он грешен?

Отец Пандольф нахмурил густые брови.

— Все, что вы сейчас услышите, не должно пойти дальше вас, отец Иеронимус, потому что об этом мы не сообщали в вышестоящие инстанции.

Иеронимус сказал:

— Хорошо.

— Поклянитесь! — жарко потребовал отец Пандольф.

— Что?

Иеронимус посмотрел ему в глаза. Мясистое лицо отца настоятеля побагровело, и даже темнота не могла скрыть этого. Сдвинув брови еще мрачнее, отец Пандольф повторил:

— Дайте клятву, отец Иеронимус.

— Никому не расскажу.

— КЛЯТВУ, мать вашу, — яростно прошипел отец настоятель.

— Клянусь кровью христовой, — выпалил Иеронимус. — Мы с вами оба попадем в ад, отец Пандольф.

— Ну и пусть, — заявил отец настоятель. — Пусть мы оба сгорим в аду, но это произведение искусства останется жить. И когда-нибудь Бог заглянет в эту маленькую церковь и увидит резной алтарь Дьерека. И спросит Господь какого-нибудь ангела пошустрее: «Расскажи мне об этом». И ангел скажет: «Благодаря Пандольфу из Тюрингии сохранился этот алтарь во славу Твою, Господи». — «А где этот Пандольф из Тюрингии?» — спросит Господь, потому что захочет Он меня увидеть. «В аду, где ему быть», — скажет ангел. И перечислит все мои грехи. «Заберите его из ада, ибо то, что он сохранил для меня, превыше всех его грехов» — так скажет Господь. И я смогу припасть к Его стопам…

Дьерек был рабом одного рыцаря. И имя этого рыцаря, и замок, где он жил, и фамильный склеп его семейства — все стало прахом и предано забвению. Искусен был Дьерек в резьбе по дереву. Украшал в изобилии ткацкие станки женщинам, колыбели младенцам и так прославился среди дворни, что вызвал его к себе хозяин.

— Люди говорили, будто ты славно режешь по дереву, — сказал рыцарь.

Дьерек сказал, что это правда.

— Хочу сделать церкви богатый подарок, — объявил рыцарь. — Берешься вырезать прекрасный алтарь, такой, чтобы в центре «Распятие», а по крыльям

— «Моление о чаше» и «Воскресение»?

Дьерек только кивнул.

И с той поры работал для церкви. Четыре года просидел, согнувшись, — резал.

Когда настало время, к светлому празднику пасхи рыцарь преподнес подарок нашей церкви, и алтарь был установлен здесь, где вы его видите. И имя этого рыцаря прославлялось, как он завещал, еще сто лет после его смерти, прежде чем окончательно позабыли его монахи.

А он недаром задумывался о смерти, этот рыцарь, потому что был уже довольно стар и мог умереть в любое время.

Одно доброе дело перед смертью он сделал, одарил церковь. Решил сделать и второе — подарить свободу мастеру. Написал о том грамоту, так мол и так, за благочестие и верную службу пусть будет отныне свободен раб мой Дьерек, запечатал ее, надписал адрес — послание настоятелю — и призвал к себе Дьерека.

— Здоровье мое таково, — так начал рыцарь, — что скоро отходить мне в мир иной. Думаю о твоей судьбе, кому ты достанешься, искусный мастер.

Дьерек голову наклонил, слушает.

— Вернее всего, моему брату достанешься, — сказал рыцарь, решив испытать Дьерека. — Брат мой человек еще нестарый, неугомонный, пристрастный к вину. Как напьется, будет по пальцам бить и голых баб заставит рисовать.

И заметил, как вздрогнул Дьерек, человек благочестивый. Про себя усмехнулся, заговорил о сестре:

— Сестра моя — дама почтенная, годы проводит за ткацким станком, ей картоны нужны для образца. Она бы мне сказала спасибо за такой подарок. Только у нее ты тоже долго не проживешь, нрав у нее крутой, чуть что — на хлеб и воду. Скучно, наверное, цветы и собачек рисовать для взбалмошной бабы?..