Свора пропащих - [14]

— Никогда еще Пропащая Свора не бегала с поля боя, — высокомерно отозвался Агильберт. И потрепанное красное знамя шевельнулось в руке Шалька.

— Пропащая?.. Не вас ли выебал этот бабий хвост, Раменсбургский маркграф?

Очень не хотелось Агильберту отвечать на вопрос, поставленный таким образом. И потому капитан молчал. А простодушный Ремедий Гааз брякнул:

— Нас.

Положив обе руки на меч, великан от души расхохотался — как только кираса не треснет на таком брюхе. Агильберт с ненавистью смотрел, как трясется черная борода вилами.

— Кто же знал, что Эйтельфриц окажется такой блядью, — примирительно сказал, наконец, великан в черном. — Добро пожаловать, засранцы, в Хагенау. Нынче я здесь воюю. Присоединяйтесь, если есть охота, а если нет

— идите в жопу.

— Граф Лотар? — спросил капитан, чувствуя, как расплывается в радостной улыбке.

— А кто еще! — Лотар Страсбургский вкусно хохотнул. — Хагенау издавна принадлежит нашей семье. Должен же я заботиться о родовых наделах.

— Мы к вам шли, — сказал Агильберт. — Отец Ландскнехтов, всем известно, что вам всегда нужны солдаты.

Лотар хлопнул Агильберта по плечу, фамильярно облапил его и задышал ему прямо в ухо.

— Видишь, вон там замок на холме торчит, как хуй у висельника?

Агильберт кивнул.

— Трусливая задница, — гневно сказал Лотар, кивая на замок. — Засел, паскудник, и смотрит из башни, как я из его крестьян говно давлю.

— Да кто засел-то?

Лотар искренне удивился вопросу.

— А хрен его знает… Владелец здешний.

Отойдя подальше от остальных, Агильберт и Лотар пустились в переговоры. До острого слуха Геварда, который служил в отряде седьмой год и хорошо понимал важность денежных вопросов, долетала крепкая божба и яростное рычание Лотара. Насчет оплаты Гевард был совершенно спокоен: торговался рыжий капитан отчаянно. О чем солдат и поведал Шальку — артиллерист волновался, не прогадать бы с жалованьем.

— От жадности нашего капитана даже жиды стонут, — успокоил пушкаря Гевард.

Старый наемник оказался прав. После переговоров с рыжим Агильбертом граф Лотар явился красный, распаренный, точно вылез из бочки с горячей водой, и тут же нарычал на одного из солдат в черной кирасе: нечего стоять тут разиня рот.

— Деревья для тарана кто рубить будет? Святой Гинефор?

Солдат буркнул под нос что-то невнятное и напустился на крестьянскую бабу: где, дескать, мужнин топор, сука?

До ночи валили деревья, острили стволы.

Была в обозе у Лотара и мортира, но оказалось, что Лотар, человек дремучий, не позаботился оставить для нее достаточное количество пороха. Пока ландскнехты возились с тараном, Шальк стоял у бессильной маленькой пушки, и по хитренькому востренькому лицу пушкаря текли самые настоящие слезы.

Лотар тем временем рассказывал Агильберту о том, что надлежало делать. Основную часть своих сил, два полка, около трех с половиной тысяч человек, страсбургский граф отправил на юго-запад, к Неккару, под началом опытнейшего полководца Эберхарда Бородатого (Der Mit Dem Barte) — это не Эйтельфриц, он раньше времени в штаны не наложит. Сам же Лотар задержался здесь на пару дней, чтобы армия не имела в тылу хрен знает кого (Kuckuck weiss, wem). Ну, с замком дело пустячное, можешь мне поверить (Kannst Du nachprufen). Четыре дня хорошего марша — и мы нагоним Бородатого, а там, глядишь, и Хагенау ляжет к нашим ногам… Агильберт слушал, кивал. Потом оба напились.

ВИННЫЙ ПОГРЕБ

Владельца замка пристрелили, не спросив даже имени, двух его дочек отдали солдатам, остальных, кто отсиживался за стенами, вышвырнули вон — кого мертвым, кого недобитым. Оставили только стряпуху и мальчишку-поваренка, ее сына или внука, чтобы готовили.

Хорошо после трудов перекусить. На стол выставлено лучшее, что нашлось в замке. Для вина поданы ремеры на толстых витых ножках, самые изысканные, зеленого «лесного» стекла, и вино, налитое в них, кажется фиолетовым. Жареное мясо выложено на огромное фаянсовое блюдо. Чем меньше остается кусков, тем виднее картина на блюде — зеленой и синей краской очень похоже намалеван здешний замок.

Жирный соус стекает по бороде Лотара. Гевард шарит руками в общем блюде, выбирая кусок побольше. Шальк ест быстро, аккуратно, как маленький хищник. Эркенбальда давится, торопится — наголодалась баба, жалко ее, кожа да кости. Фихтеле зубами рвет мясо с заячьей ножки. По-крестьянски основательно набивает брюхо Ремедий. Иеронимус налегает на мясо с бобами не хуже ландскнехтов. Капитан Агильберт нынче бледен, глотает красное вино бокал за бокалом, но хмель его не берет.

Снова тянется за кувшином рыжий капитан. Смешной кувшин — на пузатое брюхо нахлобучена бородатая голова с губами, сложенными трубочкой. Из этих губ изливается напиток. Но вина больше нет, одна только капля вытекает и повисает в глиняной бороде. Ох, как неприятно вдруг стало Иеронимусу, когда он взглянул: вспомнился вчерашний крестьянин на воротах.

Зовут мальчишку-поваренка, велят принести еще выпивки. Мальчик кивает, берет кувшин, со всех ног несется в погреб. Витая лестница в шестнадцать ступенек. В одной руке у мальчишки бородатая личина, ненасытная винная утроба. В другой — горящая свечка.