Свои - [51]

Шрифт
Интервал

Полина, хоть и ребеночка ждала, и всей душой театру предана была, — на завод вернулась. К слову, не одна она такая была. Все мужчины-актеры на войну собрались, женщины — кто на производства, кто в госпитали ушли. От двух театральных трупп, музыкантов Филармонии и актеров кукольного театра, — единицы остались. И те искали, где бы побольше пользы армии и тылу принести. Барак и вовсе опустел, но силами оставшихся актеров и местных комсомольцев переделывался под эвакогоспиталь.

В можаевском флигельке, где отныне сосредоточилась Полина жизнь, тоже все предвоенными настроениями пропиталось.

Расстроенный, сновал из угла в угол Петька Можаев. В армию его не взяли, хотя и по здоровью и по возрасту он вполне подходил. Но с его опытом и знаниями, и на железной дороге работы обещали столько, что любой фронтовик позавидует. А пока поездов с каждым днем становилось все меньше и меньше. Вот Петька и сердился.

Не пустили в армию и Ивана Данилыча. Ему уж и годы не позволяли, но главное, — основным его сражением должна была стать битва за газ. А пока он вместе с геологами, художниками и строителями мудрил над маскировкой и подготовкой фальш-объектов, чтобы фашистских летчиков с толку сбивать.

Розочка, в составе женской бригады, днем и ночью обустраивала бомбоубежища и ходила на санитарные курсы.

Степка и Семочка, хоть и не прошли по возрасту, малы были, но отучившись уже несколько лет на курсах Осоавиахима[81], мечтали стать летчиками, и теперь всей душой надеялись, что еще успеют показать себя в небе. А пока поступили на завод, где работала Поля, и вместе с другими новичками учились работать с металлом.

Кроме того, все вместе посещали занятия по МПВО[82], проводимые инструкторами здесь же, во дворе.

Ариша с супругом, хоть и переехали в новую комнату поближе к военному городку, но какой там медовый месяц! С утра до вечера по больничным корпусам ходили, смотрели как что изменить, чтобы в случае необходимости, и раненых побольше вместить, и работать удобнее было, и запасов хватило.

Кажется, дней прошло всего ничего, но не узнать прежний город Саратов. Где раньше незатейливая песенка или беззаботный вальсок слышались, — теперь сводки, марши или «Священная война» звучат, где недавно мирно и старательно пыхтели заводы, а с рек доносилась болтовня пароходов и судов, — теперь все больше команды, рык машин и учебные очереди из автоматов слышны. Остальная суета и вовсе утихла, ожидая самого важного, главного Слова.

И третьего июля оно явилось.

И было оно словом Вождя, словом Сталина.

И было оно правдой и откровением.

И звучали в нем мольба и требование, просьба и заклинание: «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота!… Вероломное военное нападение гитлеровской Германии на нашу Родину, начатое 22 июня, — продолжается… Враг жесток и неумолим… Дело идет, таким образом, о жизни и смерти Советского государства… Все силы народа — на разгром врага! Вперед, за нашу победу!»

И тысячи сердец застучали как одно, — и страна поднялась на бой…

Ушли обычными пехотинцами журналист Алекс Руф и поэт Костя Чащин. Уехали Федька с Сашкой, зачисленные в танковое училище с последующим направлением на фронт. Из актеров многие ушли, из заводчан, художников, врачей, учителей школ и ФЗУ.

А сам город превратился в «оперативный тыл».

* * *

В те годы у каждого был момент, когда война приоткрывала ему всю свою ненависть, все презрение к роду человеческому. И всегда это был краткий миг, десятые, сотые доли секунды, отравлявшие разум и сердце до паралича, до безумия… Потому что и гибель одного человека — горе для многих: горе для матерей и отцов, для мужей и жен, дочерей и сыновей, друзей и знакомых; и гибель одного — уничтожение целой поросли начинаний, надежд и замыслов. А если этих смертей много? Какого человеческого сердца хватит, чтобы воспринять все горе, все зло войны? И понять это разумом невозможно, а уж почувствовать… прочувствовать то, что не свойственно живому человеку, — и вовсе самоубийственно.

* * *

С Полей это произошло 30 августа 1941 года.

В тот день в местной газете она прочитала «Указ о переселении немцев, проживающих в районах Поволжья». Газета от 30-го августа, Указ — от 28-го, а в газете от 28-го — ни слова об Указе. Почему так? Зато в самом Указе о шпионах каких-то… О предупреждении кровопролития… В Новосибирскую, Омскую области, в Казахстан, на Алтай переселять собираются… Но кого именно? Когда? Как это все будет? И зачем, например, Шеферов переселять? У них ведь и Федька, и Сашка — оба на фронте воюют. Какие ж из Яшки и матушки-Шефер шпионы? Так может, и не коснется их? Чем гадать, Поля отправилась самолично все разузнать, а надо будет, — свекровь с деверем к себе в Саратов забрать. А дальше все как в тумане было.

Как на левый берег переправилась, до колонки добралась, — позже напрочь забылось. Зато тишина запомнилась, оглушительная, небывалая тишина, и солнце, не жгучее, не знойное, довольное собой и равнодушное ко всему вокруг; безветрие и странная неподвижность в природе; отсутствие человека, хотя бы случайного, затаившегося, скрытого волнами тучных хлебов; и молчание этих самих хлебов, окропленных ночным дождиком, околдованных мертвенной безмятежностью; брошенные посреди полей мешки, чемоданы, тюки из простыней, и даже платки, и пикейное одеяльце для младенчика; на стене полуоборванная афиша. Еще вчера весело призывавшая в парк культуры и отдыха на оперетту «Роз-Мари»


Рекомендуем почитать
«Годзилла»

Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.


Двойное проникновение (double penetration). или Записки юного негодяя

История превращения человека в Бога с одновременным разоблачением бессмысленности данного процесса, демонстрирующая монструозность любой попытки преодолеть свою природу. Одновременно рассматриваются различные аспекты существования миров разных возможностей: миры без любви и без свободы, миры боли и миры чувственных удовольствий, миры абсолютной свободы от всего, миры богов и черт знает чего, – и в каждом из них главное – это оставаться тем, кто ты есть, не изменять самому себе.


Варька

Жизнь подростка полна сюрпризов и неожиданностей: направо свернешь — друзей найдешь, налево пойдешь — в беду попадешь. А выбор, ох, как непрост, это одновременно выбор между добром и злом, между рабством и свободой, между дружбой и одиночеством. Как не сдаться на милость противника? Как устоять в борьбе? Травля обостряет чувство справедливости, и вот уже хочется бороться со всем злом на свете…


Сплетение времён и мыслей

«Однажды протерев зеркало, возможно, Вы там никого и не увидите!» В сборнике изложены мысли, песни, стихи в том мировоззрении людей, каким они видят его в реалиях, быте, и на их языке.


«Жизнь моя, иль ты приснилась мне…»

Всю свою жизнь он хотел чего-то достичь, пытался реализовать себя в творчестве, прославиться. А вместо этого совершил немало ошибок и разрушил не одну судьбу. Ради чего? Казалось бы, он получил все, о чем мечтал — свободу, возможность творить, не думая о деньгах… Но вкус к жизни утерян. Все, что он любил раньше, перестало его интересовать. И даже работа над книгами больше не приносит удовольствия. Похоже, пришло время подвести итоги и исправить совершенные ошибки.


Облдрама

Выпускник театрального института приезжает в свой первый театр. Мучительный вопрос: где граница между принципиальностью и компромиссом, жизнью и творчеством встает перед ним. Он заморочен женщинами. Друг попадает в психушку, любимая уходит, он близок к преступлению. Быть свободным — привилегия артиста. Живи моментом, упадет занавес, всё кончится, а сцена, глумясь, подмигивает желтым софитом, вдруг вспыхнув в его сознании, объятая пламенем, доставляя немыслимое наслаждение полыхающими кулисами.