Свое время - [22]

- Так ведь поначалу в чайнике было на стакан больше и кипяток был горячее, выходит, что первому стакану досталось больше тепла. Конечно, он горячее.

- Подумай, глупый. Пока ты наливал, стакан был холодный, он забрал тепло и стал менее горячим, чем чайник, то есть он холоднее.

- Я не глупый, я просто хочу понять. С другой стороны, второй стакан был такой же холодный, как и первый...

Все доводы были давно уже исчерпаны, оставалась убежденность в своей правоте. Алик твердо стоял на своем, Лева - на своем.

Мне надоело слушать эту схоластику, и я решил подбросить им задачку посложнее. Так, чтобы хватило на всю оставшуюся жизнь:

- Тихо, ребята, а вот если Москва опустеет, то за сколько лет она зарастет?

- Так, чтобы совсем не было видно, что здесь был город? - спросил Алик.

- Да. С высотными зданиями.

- Очень долго, - высказал свое мнение Паша.

- Сотни лет, - неуверенно протянул Лева.

- Это можно легко подсчитать, - загорелся Алик.

- Вот и займись, - я двинулся вниз по лестнице.

По пути я вспомнил, что меня еще вчера просил зайти председатель профкома Виктор Горобец, и поднялся к нему на четвертый этаж.

- Заходи, дорогой, - засветился радушной улыбкой Горобец, увидев меня. - А впрочем, давай-ка выйдем, пошепчемся.

В коридоре Горобец отыскал уголок потемнее.

- Как здоровье? - преувеличенно внимательно вглядываясь мне в глаза, спросил он. - Не кашляешь?

- Пока не жалуюсь.

Не люблю я этой привычки у людей - в разговоре класть руку на плечо, держать за лацкан, трогать, касаться, теребить, подталкивать локтем.

- Это прекрасно, просто прекрасно, - заулыбался Горобец и погладил меня по руке. - Я ведь что хотел? Порадовать тебя.

Он вытащил из верхнего кармана моего пиджака проездной билет, внимательно рассмотрел его, будто видел в первый раз в жизни, и снова сунул на место.

- Ходили мы на днях в райисполком, советовались, поздравляю - сказали, что дадут, тебе обязательно дадут. Без сомнений. Так что, вот какие дела, дорогой.

- Спасибо, Виктор. И вправду порадовал. - Я тут же подумал о Наташе, какой же это будет отличный подарок к нашей свадьбе, когда она выпишется. - С меня причитается.

- О чем ты? - засмущался Горобец. - Это наша обязанность, стоять на страже интересов... Правда, с отдельной квартирой не получается, ну, ничего страшного, получишь комнату с подселением... Разве плохо комната?

- Как комната? - обмер я, холодея от ощущения, что происходит что-то нехорошее. - Я же на однокомнатную квартиру заявление подавал.

- На всех пока не хватает, не построили еще, понимать надо, - объяснил мне тоном райисполкомовского работника Горобец.

Он даже руки убрал за спину, но не удержался, опять схватил меня за пуговицу пиджака.

- А что делать? - вздохнул он шумно. - Хочешь квартиру, нужно, чтобы у тебя была открытая форма туберкулеза, так нам объяснили. Или справку сочини такую, у тебя нет возможности?

- Нет, - тихо ответил я.

- Жаль. А так ты не опасен для окружающих. Поэтому не полагается. Сам видишь - куда не кинь, везде клин. Вот я тебя и позвал, чтобы ты заявление переписал.

- Что же издательство за своего сотрудника и походатайствовать не может? - с надеждой спросил я.

Горобец опять отдернул руки.

- Ну, конечно же, а как же, обязательно. Мы просили, прямо на коленях умоляли. И за тебя тоже. Думаешь, ты один у нас? Как мы можем , спрашивают у нас, доверять вашей организации, если мы столько анонимок получаем?.. Пишут и пишут, совести нет никакой... Вот ты случайно не знаешь, кто пишет?

- Откуда? - буркнул я.

- Впрочем, нам объяснили, что пишут всегда. Это обычное явление, вопрос в том, сколько и куда.

Я молчал. Приходишь на работу, встречаешься с людьми, делаешь с ними одно дело, ездишь с ними в колхоз на картошку, иногда делишься сокровенным, выпускаешь стенгазету, готовишь самодеятельность, сидишь на собраниях - а кто-то из них, вернувшись домой, садится за стол, берет ручку левой рукой, или как там они еще делают, и пишет гадости про тебя или звонит голосом доброжелателя Тамаре. И ты не знаешь кто. А в самом деле кто?.. Лика?.. Ян?.. Светка Ветлугина?.. А может, сам Горобец?..

Горобец, подобравшись, ждал. Потом встрепенулся:

- Ну, что ты с заявлением решил?

- А ничего, - хмуро ответил я. - Пусть пока в таком виде полежит. Бумажка и есть бумажка.

- Не скажи, - хитро улыбаясь, протянул Горобец. - Впрочем, воля твоя. Время пока терпит, но учти, что в твоем распоряжении месяц, самое большее месяц.

Месяц, подумал я тупо... Значит, за месяц я должен или достать справку о том, что я болен открытой формой... или заболеть в открытой форме... или успеть оформить брак с Наташей... но она же в больнице... и еще развод...

- И вот еще что, - Горобец опять полез за моим проездным билетом, но не стал его вытаскивать, а как бы удостоверился, что он на месте. - При распределении жилплощади обязательно будут учитывать твое общественное лицо. У тебя какие-нибудь поручения есть?

- Побойся бога, Виктор, я же весь отчетно-выборный период в больнице валялся. А там пока нет ни профсоюза чахоточных, ни ДОСААФ.

- Жаль, что нет, надо бы. Ведь что получается? Получается, что ты как бы напрочь отделился от коллектива, выключился. А что мы теперь в твоей характеристике напишем? То-то и оно.