Свободная - [32]

И меня почему-то охватывает ужас.

– Я?

– Тебя ранили.

Он кладет руку мне на запястье, чтобы передать тот момент из своего видения. Я закрываю глаза и вижу собственное лицо с пятнами слез на щеках. Распущенные, спутанные волосы. Побледневшие губы. И остекленевший взгляд. А еще залитую кровью на груди футболку.

– Боже, – с трудом выдыхаю я.

Кажется, Кристиан видел, как я умираю.

Он облизывает губы.

– Я не знаю, что делать. Но когда я нахожусь в той комнате, где бы она ни была, то у меня в голове крутится только одна мысль: «Я должен защитить тебя». – Он сглатывает комок, образовавшийся в горле. – Я бы отдал за тебя жизнь, Клара, – говорит он. – И именно это я чувствую. Я готов умереть, лишь бы защитить тебя.

Мы не произносим ни слова, пока я отвожу его домой, а затем затаскиваю по лестнице в его комнату. Чарли развалился на кресле и играет в Xbox, не обращая на нас внимания, пока мы шагаем с Кристианом к кровати.

– Я бы справился и сам, – протестует Кристиан, когда я откидываю одеяло и усаживаю его на матрас. – Сам виноват. Мне просто захотелось забыться на минутку. Думал…

– Заткнись уже, – беззлобно ворчу я.

После чего стягиваю его рубашку через голову и, отбросив ее на пол, иду к мини-холодильнику за бутылкой воды.

– Пей.

Он качает головой.

– Пей, я сказала.

Он осушает почти всю бутылку, а затем возвращает ее мне.

– Ложись, – продолжаю командовать я.

Он вытягивается на матрасе, и я принимаюсь снимать с него ботинки и носки. С минуту он молча смотрит на потолок, а затем с его губ срывается стон.

– Кажется, у меня впервые за всю жизнь болит голова. Словно…

– Тссс.

Я оглядываюсь на Чарли через плечо. Он сидит спиной к нам и яростно нажимает на кнопки джойстика.

Я вновь поворачиваюсь к Кристиану.

– Тебе надо поспать, – говорю я.

А затем убираю его волосы с лица и на мгновение задерживаю пальцы у его виска. Он закрывает глаза. Я прижимаю руку к его лбу и вновь кошусь на Чарли, но тому нет до нас никакого дела.

Поэтому я призываю венец к самым кончикам пальцев и посылаю его силы Кристиану.

Он тут же открывает глаза.

– Что ты только что сделала?

– Тебе полегче?

Кристиан моргает несколько раз.

– Боль прошла, – шепчет он. – Полностью исчезла.

– Хорошо. А теперь ложись спать, – прошу я.

– Знаешь, Клара, – сонно выдыхает он, когда я встаю, чтобы уйти. – Ты обязательно должна стать врачом.

Я закрываю за собой дверь, а затем на минутку прислоняюсь к стене и медленно выдыхаю.

Так забавно. Уже несколько месяцев я вижу темную комнату и знаю, что прямо перед тем, как мы с Кристианом спрятались в ней, случилось что-то плохое. Я понимаю, что нам бесполезно скрываться, и знаю, что нас ожидает смертельная опасность, а наши преследователи хотят нас убить. Я чувствовала это с самого начала.

Но при этом никогда всерьез не задумывалась, что могу умереть.

«Господь, дай мне передышку, – поднимая глаза к потолку, я мысленно обращаюсь к нему за завтраком. В руках у меня поджаренный тост, а вдалеке бьют колокола Мемориальной церкви. – Мне всего восемнадцать. Зачем заставлять меня проходить через это – лесной пожар, видения, тренировки, – если меня все равно убьют?»

А может, это наказание? За то, что не выполнила предназначение в первый раз?

Или решающая проверка?

«Дорогой Господь, – пишу я в тетради в понедельник утром на уроке химии, слушая лекцию о законах термодинамики. – Я не хочу умирать. Я еще слишком молода. С уважением, Клара Гарднер».

«Пожалуйста, Господи, – молю я, просыпаясь в три часа ночи, чтобы успеть написать сочинение по книге «Бесплодная земля». – Пожалуйста. Я еще не готова. Мне страшно».

«Ты серьезно? – вопрошает с обложки Т.С. Элиот. – Я покажу тебе страх в горсти праха[8]».

Анджела не появляется на занятиях поэзии. И не сдает сочинение. А значит, согласно правилам, ее не допустят до итогового зачета.

И от этой мысли меня пробирает озноб. Анджела Зербино, студентка-отличница, выпускница, подготовившая блестящую речь, выдающаяся ученица и любительница поэзии, вдруг завалила первое задание.

Нужно найти ее. Поговорить с ней. Прямо сейчас, черт возьми. И я не успокоюсь, пока не сделаю этого.

Как только заканчивается урок, я звоню Эми.

– Ты не знаешь, где Анджела? – спрашиваю я.

– В последний раз я ее видела в нашей комнате, – отвечает она.

– Почему она не пошла на занятия? Что происходит?

Ох, что-то определенно происходит.

Я несусь в «Робл», но, подойдя к зданию, резко останавливаюсь. Потому что на стойке для велосипедов сидит ворон.

– Что, не нашел места получше? – интересуюсь я.

Но вместо ответа птица перепрыгивает на один из велосипедов.

На мой велосипед.

А мне совершенно не хочется, чтобы ворон обгадил мой велосипед, пусть даже и сломанный. Я делаю несколько шагов вперед и принимаюсь размахивать руками.

– Уходи. Убирайся отсюда.

Он наклоняет голову вбок, но не двигается.

– Убирайся.

Я останавливаюсь прямо перед вороном. Нас разделяет меньше метра, но он не боится меня. Даже не двигается с места. А просто смотрит. И в этот момент я понимаю – а может, я уже давно это поняла, просто не хотела себе в этом признаваться, – что это не обычный ворон.

Это вообще не птица.

Так что я, словно дверь, открываю собственный разум, готовясь в любой момент захлопнуть его вновь. И на меня обрушивается та особая скорбь, которая мне так хорошо знакома. Я вновь слышу тот грустный мотив, что зазывал меня в прошлом году к полю за школьным двором. Мелодия, в которой говорится: «Вот кем я был когда-то, но теперь я навсегда остался один. И уже никогда не смогу вернуться. Никогда. Никогда».