Свиток благоволения - [109]

Цю спросил, сколько стоит проезд. Они немного поторговались, но тишина была ему дороже денег.

Когда он протянул ей банкноты, она взяла их, даже не сбившись с ритма гребли. Она не выказала никакого удивления, что ей заплатили на середине пути. Она не удивилась и позже, когда Цю снял пиджак и аккуратно свернул его. Казалось, в этой жизни ее ничто не интересует.

Маршрут, выбранный Цю, проходил в пятидесяти метрах от кормы «Свалоу». Цю выждал до самого последнего момента и только тогда сказал девушке:

– Держи прямо вперед, что бы ни произошло. Когда догребешь до сухогруза, подожди возле него пять минут, потом возвращайся назад. За пиджаком я заеду завтра, ладно?

Она кивнула, а когда он исчез за бортом, она даже помахала ему рукой, но он этого уже не увидел. Может быть, он понравился ей. Может быть, он внес какое-то оживление, остроту в ту пустоту, которая находится между двумя рубежами – детством и старостью.

Цю старался все время держать голову над водой. Он знал, что гавань заражена бациллами тифа и всеми прочими бактериологическими ужасами, что поверхностный слой состоит не из воды, а из нефти, которая убивает человека, случайно глотнувшего ее, и слепит при попадании в глаза.

Джонка была большая и подвергалась переделке для того, чтобы соответствовать западным стандартам по части комфорта. Должно быть, каюта Камнора находилась на корме. Глубокие резные окна нависали над морем, одно находилось на корме и по одному на каждом борту, но сейчас оба они были закрыты ставнями и темны.

Никто не окликнул Цю. Вспышки выстрелов не прорезали темноту. Он ухватился за большой поворотный руль из твердого дерева и, подтянувшись, выбрался из воды. Едва он успел сделать это, как низко заурчали моторы. Как раз вовремя…

Цю пошарил в поисках троса или трапа, по которому он мог бы забраться на борт. Ничего.

Якорь.

Он осторожно отпустил свой насест, стараясь не шуметь, опускаясь в воду, и поплыл к якорной цепи. Заползти наверх, подобно ленивцу, было самой трудной физической работой, которую он когда-либо выполнял. Наконец он ткнулся головой в деревянный корпус.

Цю разжал лодыжки, которыми тоже держался за цепь, и на последнем издыхании сумел поменять положение – теперь он оказался лицом к борту судна. Правой рукой, которая была сильнее левой, он попытался ухватиться за край якорного клюза, промахнулся, неловко качнулся, едва не сорвавшись… Он начал отталкиваться от корпуса и раскачиваться, превратившись в живой маятник. Раз… два… три…

На счет три он рванулся вверх. Его руки уцепились за край клюза, но сорвались, он уже начал падать… тут его ноги уперлись в ряд реберного усиления, шедший по всей длине судна, и он удержался.

На мгновение.

Пока Цю решал, что же ему делать, он услышал раздавшиеся вверху голоса и распластался по обшивке. В основном раздавался ровный тихий голос Камнора. Цю легко мог проследить передвижение владельца «Свалоу» по оси судна от носа до сужения корпуса, где находилась лестница, шедшая в его апартаменты.

Где-то у другого борта, недалеко от головы Цю, заработал еще один двигатель. Инстинкт подсказал ему, что это привод лебедки якорной цепи.

Он оставил клюз и сместился в сторону. Его ноги встали на одну узкую планку, а руки вцепились в другую. Так как планки предохранялись от гниения старомодным способом – с помощью даммаровой смолы – они были скользкими. Ему следовало поторопиться!

Якорь подняли, и «Свалоу» лег на курс, направившись на юг к западным фарватерам, идущим к бухте Виктория. Цю установил ступни на планке, развернув их на пингвиний манер, и начал подниматься по импровизированной лестнице из планок.

В ту же секунду, как его глаза оказались над планширем, он мгновенно пригнулся, скрывшись из поля зрения тех, кто мог находиться на палубе. Но даже мгновенного взгляда ему хватило, чтобы понять, что основная команда находится на вантах, занятая управлением парусами. Единственный включенный прожектор был установлен на мостике, находившемся почти на носу.

Он подождал некоторое время, прежде чем рискнул выглянуть еще раз. На этот раз паруса были уже поставлены, и палуба опустела. Цю перебрался через борт и спрятался, согнувшись в тени между кормовой надстройкой и планширем, через который он только что перебрался, используя в качестве дополнительного прикрытия якорную лебедку.

«Свалоу» стал поворачивать вправо, держа курс на банку Келетта. В отличие от защищенной главной якорной стоянки здесь уже было волнение, и килевая качка начала побалтывать судно, оно поскрипывало тимберсами, а соленый морской бриз дул ему в лоб.

Не считая зеленого и красного ходовых огней и прожектора на носовом мостике, судно было погружено в темноту. Цю, спотыкаясь, пробирался вперед, пока не поравнялся с навесом над трапом, ведущим в помещения. На навесе что-то было. Он осторожно пощупал пальцами – ялик, удерживаемый на месте упругими тросами.

Прижимаясь спиной к стенке, он обогнул угол. Палуба открылась перед ним, как подмостки театра, в котором потушен свет. Он пробирался вдоль навеса, пока не смог идти дальше без риска быть замеченным кем-нибудь снизу, если там кто-то стоял на страже. Хотя он уже влез в это дело и не мог отступить, он все еще боялся каждого следующего шага.