Свидания в непогоду - [46]

До сдачи нового дома оставалось не много времени. Шустров решил всё же не стеснять больше Лесоханова, да и просто казалось неудобным жить теперь с ним под одной крышей. По поручению Узлова Прихожин схлопотал ему на время комнату в другом доме, и, не мешкая, Шустров перетащил сюда чемодан. Перед уходом от Лесоханова он одарил Серафиму Ильиничну тортом, Леньке привез из города «Конструктор», и последний вечер в тесной кухоньке прошел в беседе за чашкой чаю.

Стучал Ленька полосами железа. Серафима Ильинична угощала дочь кремом. Позвякивая ложечкой в стакане, Лесоханов говорил о реконструкции мастерских, — последние месяцы эта мысль особенно занимала его.

— Сплю, Арсений Родионыч, и вижу: поточные линии, сборочные стенды, отработанная, как на заводе, технология. И сходят с ремонтного потока тракторы, автомашины… Вот тебе, председатель, классная техника, вот гарантийные паспорта! Получай!

Шустров, слушая внимательно, вспомнил утренний разговор с Климушкиным. Первый доклад плановика был не из веселых.

— Всё это очень хорошо, Андрей Михалыч, — сказал он. — Но вот в будущий вторник зарплата, а денег кот наплакал.

Лесоханов пригубил стакан, улыбнулся:

— Ну, вы на них, на финансистов наших, жмите. Как-нибудь выкрутятся… Одно, впрочем, скажу наверняка: наладим технический уход, да если еще реконструкцию проведем, — без денег не будем!

— Правильно. Но сейчас надо прежде всего обменный фонд машин создать, торговлю запчастями развернуть…

— И это дело, — мирно согласился Лесоханов.

Приняв от Иванченко дела, Шустров внешне ни в чем не изменился. В беседах с людьми по-прежнему был сдержан, ходил руки за спину, улыбался скупо. В те же часы, что и раньше, вставал, приходил на работу. Недавние мысли о новой машине и обстановке в кабинете были забракованы ввиду их явной незрелости. Кое-что, правда, пришлось сделать. Он перевел в мастерскую шофёра «газика» — человека, мало ему знакомого, взяв к себе дядю Костю; предложил Кире Матвеевне заменить настольную лампу, — всё по мелочам, в пределах благоразумия.

Но в главном, в организации работы аппарата, он решил с самого начала установить новый порядок, хотя еще не представлял ясно, как он будет выглядеть.

— Кира Матвеевна, — сказал он секретарше к концу первой субботы своего управления. — Послезавтра у нас, как обычно, диспетчерское. Предупредите всех, чтобы являлись точно к девяти, без опозданий. — И вручил ей список приглашенных на совещание.

В понедельник он пришел в контору раньше обычного — посмотреть бумаги, подготовиться к диспетчерскому часу. В прохладных комнатах никого еще не было.

Шустров открыл дверь в кабинет, и кровь прихлынула к его щекам: у стола вполоборота стояла Нюра, водила руками над бумагами, будто колдовала. Услышав скрип, она повернула голову и тоже вспыхнула, засветилась на солнце в смущенной улыбке.

— Нюра, — сказал он. — Что это? Что вы тут делаете?

Она отняла руки от стола, прикусила дольку пухлой губы. И тогда Шустров увидел среди своих бумаг граненый стакан и в нем распавшийся букетик каких-то бледно-голубых ранних цветов. Всё стало ясно без объяснений. «Не хватало еще этих сентиментальностей». Войдя в кабинет, он прикрыл дверь.

В окно ломилось солнце, выплескивалось на пол, на стены. Шустров искоса поглядывал на пустынную улицу. Надо что-то сказать Нюре — разумно, убедительно, мягко, но чтобы это было раз и навсегда. Ему было жаль ее, ничего плохого он ей не хотел и сейчас с досадой подумал, что все эти дни не обмолвился с нею добрым словом, обходил стороной.

— Нюрочка, — сказал он тихо, твердо. — Я должен сказать… Ты должна меня правильно понять («должен, должна — тьфу ты, путаник, ну же, выбирайся!»). — Между нами теперь ничего не должно быть. И… ничего не было. Пойми меня правильно. Ведь я не обманывал тебя, ничего не скрывал…

Она уронила руки, пригнула голову. Не своим певучим, а чужим голосом спросила:

— Что же изменилось?

«Ты даже этого не можешь понять», — подумал он.

Не поднимая головы, Нюра потянулась за цветами.

— Оставьте, зачем же.

Она поставила на место стакан и тенью скользнула мимо Шустрова. «Закатит еще, чего доброго, истерику». Нет, получилось не разумно, не мягко, а топорно. Топорно, как вся эта незавидная история. Теперь достаточно одного ее признания, десятка слов, и всё, что только еще начинается, пойдет насмарку. Ну и черт с тобой, сам распустил все моральные застежки!..

Понадобилось немало усилий, чтобы за полчаса до совещания вернуть утраченное равновесие. «Почему всё должно пойти насмарку? Из-за чего бы? Просто надо что-нибудь придумать…» Перед самым совещанием он незаметно заглянул в диспетчерскую. Нюра сидела на месте. Подперев голову ладонью, кричала в трубку:

— «Искра»! «Искра»!.. Сколько можно ждать?..

«Ничего, перетерпится»…

3

Неизвестно, что́ помогло — внушительное предупреждение Киры Матвеевны или желание посмотреть и послушать, как поведет дела новый управляющий, — но большинство приглашенных явилось точно. Сидели каждый на своем месте. Несвязно плелся случайный разговор, — хмурый вид Шустрова не способствовал оживлению. Устроившись сбоку шустровского стола, Климушкин листал бумаги в папке — готовился к сообщению о выполнении плана.