Свидания в непогоду - [32]

В клетушке было темно, холодно, печь быстро остывала. Можно было бы натянуть на голову одеяло с раскинутым по верху ватником, повернуться на другой бок и еще поспать, пригревшись. Но Петро уже не мог заснуть. Чиркнув спичкой, он смотрел на часы, закуривал.

Перистый иней на стеклах окна сочился голубым лунным светом. Мерно посапывал Агеев, беспокойно вертелся на своем топчане дядя Костя. В эти ранние минуты хорошо думалось о доме, о девчурках, и даже неусыпная Евдокия добрела издали по всем статьям.

Петро просветленно глядел в темноту. Он подсчитывал, сколько получит за эту поездку командировочных и премиальных, если установки будут смонтированы в срок, соображал, что́ бы можно было приобрести для дома, сколько — на худой конец — себе оставить. Потом мысли перекидывались к товарищам по бригаде, к Шустрову. О нем думалось трудно, двойственно. Всегда что-то связывало, угнетало Петра, когда встречался с инженером. Обидным казался недавний его вопрос о кранах. «Значит, не доверяет, подозревает…» А почему бы, собственно, и не подозревать, если у самого после той снегиревской кражи остался неприятный осадок? Вон и дядя Костя не зря, видно, подшучивает: «Чего же ты хочешь, друже? Сам себе накладываешь, да и товарищей подводишь».

«Это верно, — размышлял Петро. — Подвожу. Как-никак, и они стараются образумить».

Горестно вспоминался ему праздничный снегиревский вечер. Не сдержался он тогда, гульнул, а на другой день товарищи по-своему проучили его. К вечеру он прибирал верстак, не замечая, как о чем-то перешептывался Миронов с Земчиным, выбегал куда-то Вася Бутырский. Но вот уже к звонку Вася ворвался вихрем в мастерскую, крикнул: «Ребята, сюда! Петро, давай живей!» Все выскочили на площадку, и в тот же миг из-за угла здания хлынули гулкие голоса; кого-то там стращали, уговаривали, а тот отругивался. Петро, ничего не понимая, смотрел на товарищей, они на него. Мрачнея вдруг, он услышал, как хриплый голос забрал во всю глотку: «Ты ждешь, Лизавета…» И тогда слесарь сорвался за угол. Под навесом сидел Миронов с магнитофоном собственной работы (всего несколько дней назад Петро помогал собирать его). «Выключи, выключи, Коля, хватит!» — взмолился Петро. Миронов повернул ручку: «Понял?» — «Понял, — сказал Петро. — Еще бы… Как это вы ухитрились?» Миронов и здесь нашелся: «Для друга чего не сделаешь!..» Да, что́ говорить, — сам, сам виноват…

За тонкой перегородкой просыпалась Васильевна, позевывала, трясла спичками. В приглушенном репродукторе что-то шуршало, готовясь к выходу. Петро тихо поднимался, ополаскивался в сенцах ледяной водой и, перекусив, шел на ферму.

Февральские метели за ночь меняли всё вокруг по своему произволу, заволакивали дороги и тропы. Выйдя из деревни, Петро ориентировался на темневший в низине ельник. С высоты Гришаков ферма была почти на виду: только спустись за овражек, обогни кустарник. Но дорога пропадала на глазах, огневой ветер прожигал лицо. Петро обходил сугробы и нырял в них, пока не набредал на следы ног в снегу. Значит, доярки уже прошли на утреннюю дойку.

Ферма смутно угадывалась впереди по полоскам света в окнах-прорезях. Где-то ниже блуждал хлипкий огонек «летучей мыши». В коровнике Петро обмахивал рукавицами снег с одежды, дул в залубеневшие руки. С улицы здесь было тепло. Мычали коровы, выдыхая клубы пара. В тумане блекло светились лампочки, — можно было не мигая смотреть на их оранжево мерцавшие нити.

Потрескавшаяся печь дымила в насосной всеми щелями. Петро подбрасывал в нее дровишки, но тепла так и не было. Приплясывая для обогрева, он брался за работу… Погодя, ко времени, приходили Агеев и дядя Костя, ведавший трубопроводом, колхозные механизаторы, и незаметно занимался день — по-зимнему недолгий, по-рабочему вместительный.

Иногда, промерзнув над отладкой механизмов, Агеев натягивал шерстяные рукавицы, хлопал ими:

— А не погреться ли нам, Петро?

Они шли в коровник и, подхватив из рук доярок тачки, громыхая ими по настилу, выкатывали навоз.

— Подвеску бы лучше исправили, — говорили доярки.

Агеев и сам помнил указание Шустрова — посмотреть на досуге монорельс. Как-то Петро сказал бригадиру, что утром проверил всю трассу, и особенно внимательно — тележки с кронштейнами. В них-то и оказалась загвоздка: лопнувшие оси нуждались в сварке.

— Это уж сложнее, — сказал Агеев. — Не к нам же везти!

— И не нужно, — возразил Петро. — Время выкроим, а мастерская здесь недалеко, в «Новинском».

Они прикинули: монтаж агрегата был в основном закончен, но испытание могло задержаться, — не хватало прокладок, которые должен был доставить Лаврецкий. Время для подвески нашлось бы.

Узнав о намерении механизаторов, доярки предложили им свою помощь. Осторожный Агеев колебался: Шустров уехал в «Рассвет», не было на месте и Ильясова, а затея со сваркой могла затянуться надолго. Но женщины принялись снимать тележки, и так как ничего у них не получалось, пришлось засучить рукава слесарям.

Спустя час Люда, молодуха в сиреневом платочке, пригнала с конюшни жеребца с розвальнями. В них погрузили три тележки. Петро встал на колени сзади, Люда, присев на передке, взмахнула кнутом, и розвальни весело заскрипели под откос, к Жимолохе.