Свидания в непогоду - [30]

Шустров был рад отвлечься от неприятных раздумий.

— Не знаю, как повернется дело у Ильясова, — собирался он с новыми мыслями. — Договор на установку подпишет — останетесь, а нет — все в «Рассвет» махнем.

— И там монтировать?

— И там… Надоело, дядя Костя?

— Мне что, — кума не заругает! Однако вы дюже вцепились, Арсений Родионыч, в это дело. Ведь если так пойдет — какое подспорье животноводам будет!

— Должно быть, — откликается Шустров и опять надолго умолкает.

Слова дяди Кости напоминают ему недавнюю встречу в лесу, неподалеку от Моторного.

Передвижка валко катилась тогда в совхоз «Новинский». В редком сосняке плутало, не могло выбраться, с утра заблудившееся солнце. Когда с большака свернули на проселок, Арсений увидел сбоку кремовую «победу», — носом она запрокинулась в кювет. Грузный мужчина в полушубке подсовывал под колеса вагу, другой, помоложе, разгребал снег. У машины стояли две женщины; одна держала за руку девочку.

— Райкомовская, — сказал дядя Костя. Приглушив мотор, он направился к «победе». Из фургона следом вылезли Агеев и Петро.

Шустров тоже сошел, приглядываясь к пассажирам легковушки, к своему недоумению не находя среди них никого из знакомых райкомовцев. Петро и дядя Костя принялись осматривать переднюю подвеску, Агеев подскочил к мужчине в полушубке. Тот без слов передал ему ствол молодой березы, затем, сдвинув ушанку, обтер лоб перчаткой; и только когда опустил руку, Шустров узнал Береснева.

— Богаты будете, Павел Алексеич: не узнал вас, — сказал он, подходя к секретарю райкома. — Что случилось?

На «богаты будете» Береснев никак не отозвался, на «что случилось?» — тяжело разжал челюсти:

— Видите — застряли… Куда это вы путь держите?

— Всё с доильными установками, — ответил Шустров. — Сейчас «Новинский» на очереди.

Береснев, взглянув на женщин, шагнул к первой из них — старухе в жидкой косынке:

— Лезьте-ка в машину, мамаша, а то закоченеете. А вы, — улыбнулся другой, молодухе, — потерпите пока. — Затем пригнулся к девочке и, бережно приподняв, посадил ее в машину.

«Это, очевидно, в назидание другим», — рассудил Шустров. Он и раньше слышал, что во время поездок по району Береснев подвозил случайных попутчиков, особенно детей и женщин. Такими попутчиками были несомненно и эти женщины с девочкой.

— В «Новинский», говорите? — переспросил Береснев, возвращаясь к Шустрову. — А вообще как дела?

— Идут, Павел Алексеич, и, кажется, неплохо. Четыре из семи установок уже поставили. В «Заре», в «Клинцах»… — Шустров осекся, почувствовав вдруг, что Береснев слушает его без интереса.

И в самом деле, секретарь не спросил даже, почему он прервался на полуслове, а, помедлив недолго, сказал:

— Это я знаю… Кстати, почему из семи? Откуда у вас эта контрольная цифра? — и остановил на Шустрове неяркий тягучий взгляд.

Шустров своего не отвел, выдержал. Но показалось ненужным напоминать, что цифра — шесть-семь установок, которые следовало смонтировать до весны, — была названа Узловым на районном совещании животноводов. Береснев не мог запамятовать этого; наоборот, он, видимо, и спрашивал именно потому, что помнил, так же, как Шустров помнил короткий и внутренне напряженный разговор между двумя руководителями — районным и областным, — свидетелем которого он тогда оказался. Он промолчал, и Береснев, отбросив папиросу, сказал:

— Я это говорю к тому, что надо каждое указание осмысливать, а не принимать слепо на веру. Монтируйте семь и больше, но только не для количества, не для отчета… А ну-ка, подсобим! — неожиданно выкрикнул он и двинулся к передку «победы».

Шустров встал рядом, по другую сторону машины стояли Петро и дядя Костя; Агеев держался за вагу. Взревел мотор, заголосили вразнобой голоса, и машина выбралась на дорогу. Лишь под самый конец, садясь рядом с шофёром, Береснев бросил на Шустрова потеплевший взгляд:

— Действуйте. Желаю удачи!..

И еще одна дорожная встреча вспоминалась Арсению. В совхозе «Светлое» они только что закончили монтаж установки, шло испытание. По доильному залу ходил корреспондент областной газеты — добродушный рослый детина, напоминавший Шустрову кузнеца Малютку. Зайдя в насосное отделение, он басил над головой Шустрова:

— Вот здо́рово, вот это здо́рово!.. Сколько же таких установок вы думаете смонтировать?

— Пока все хозяйства не обеспечим.

— Сила, черт возьми! — восклицал журналист. — Не случайно, видно, Федор Иваныч поминал вас как-то на собрании.

— Район? — спросил Арсений, догадываясь, что журналист имеет в виду Узлова.

— И район, и вас лично. Похвалил, разумеется…

Шустров осторожно хрустнул пальцами. Хотелось разузнать поподробнее, за что́ именно хвалил Узлов, в связи с чем. Но воздержался: для размышлений достаточно было и услышанного…

Припоминая новость, сообщенную журналистом, Арсений сопоставлял ее с тем, что говорил Береснев, и у него возникало необычное, острое ощущение, будто оказался он между двумя противодействующими силами и теперь предстояло определить: куда пойти, какой силе отдать предпочтение? Еще сомневаясь в чем-то неясном, он приходил к убеждению, что надо быть прежде всего самим собой.

К полудню впереди, на скатах холма, показалась деревня Гришаки — центральная усадьба колхоза «Дружный труд». Дома стояли вразброс, будто недружно сбегали к узкой в этих местах Жимолохе. Одолев кое как обледенелую дорогу, передвижка остановилась у просторного пятиоконника с высоким крыльцом. На крыльце сутулился в меховой тужурке сам председатель — Ильясов.