Свидания в непогоду - [12]

— Сейчас на очереди доильные установки. С них, пожалуй, и начинайте.

Говорил он как бы советуясь, без назиданий, и это в первую минуту произвело на Шустрова хорошее впечатление.

От механизации разговор перешел к общему положению дел в районе. Шли они, по словам Лесоханова, в целом неплохо. Давно миновали времена, когда мелкие колхозы обрабатывали землю чем придется. Теперь хозяйства окрепли. Выросли неделимые фонды, больше стало техники.

— Но много еще непорядков, не отработано, как надо. И на местах, конечно, и, видимо, в верхах.

— Еще бы, — подхватил Шустров. — Такие трудные времена пережили, столько было в сельском хозяйстве дров наломано!

Это было сказано авторитетно, непреложно, таким тоном, что, если бы Лесоханов не видел перед собой молодого лица, без тени морщин, он мог бы подумать, что говорит умудренный опытом человек. А может быть, и так? Андрей Михалыч ругнул себя: «Мало людей знаешь, зарылся в машинах», — и еще пригляделся к новому инженеру. Конечно, молод, но человек, видно, твердых убеждений, и в зрачках какие-то сильные незатухающие точечки: смотрят прямо, уверенно.

В приемной послышались дробные шаги, низкий женский голос спросил кого-то; затем скрипнула дверь, и тот же голос стал глухо слышен через стену, в кабинете управляющего. Лесоханов притих, склонив голову набок.

— Минуточку, — сказал он и вышел.

Прошло десять, пятнадцать минут. От скуки Шустров обследовал ящики стола, забитые пыльными бумагами. Перебирать их сейчас не было ни желания, ни смысла. Осмотрев поочередно все синьки на стенах, он остановился у окна.

По тропе мимо конторы проходили рабочие. Среди них показался на миг крепыш, рассеянно шлепавший по лужам. «Вон какой ты сегодня скромный», — поморщился Шустров, узнав Петра Жигая. Снова в приемной топали шаги, скрипели двери. Голоса в соседнем кабинете то затихали, то усиливались, но разобрать нельзя было ничего.

Лесоханов вернулся минут через сорок — сумрачный, чем-то удрученный. Помедлив, он взял со стола несколько пухлых папок, передал их Шустрову: «Ознакомьтесь… Никуда, видно, не денешься от писанины». Бумаги торчали из папок во все стороны; одна, скользнув, слетела к ногам Шустрова. Прежде чем он успел встать из-за стола, Лесоханов нагнулся, поднял ее.

— Сапоги у вас есть? — спросил он неожиданно.

— Какие? — не понял Шустров.

— Обыкновенные. Резиновые. Вижу — башмачки на вас.

— Куплю.

— Пока купите — долгая история. Хотите — у меня запасная пара есть.

— Спасибо, — сказал Шустров и, убрав ноги под стол, придвинул к себе папки.

Лесоханов опять куда-то выскочил, накинув на плечи ватник. Шустров медленно листал бумаги, пытаясь заинтересоваться делами, которыми теперь предстояло жить каждый день, в полную силу. Еще вчера и даже сегодня утром он старался представить их значительными или по крайней мере необходимыми для себя. Но сейчас это поручение — заняться доильными установками — казалось не сто́ящим большого внимания, временным: вот полистает документы и поедет обратно, к Муське. «Глупости», — отмахивался он от беспокойных мыслей.

Тихо приоткрылась дверь. Шустров поднял голову: в комнату вошел Петро. Шумно вбирая воздух, приблизился к столу:

— Товарищ Шустров… Извиняюсь, забыл имя-отчество…

— Арсений Родионыч.

Слесарь кашлянул в ладонь, неловко, с хрипотцой, сказал:

— Мне Нюра говорила: забидел вас вчера. Так вы, пожалуйста, не принимайте всерьез. Переложил малость.

Шустров пристально взглянул на него.

— Ну… так уж и забидел, — ответил он с усмешкой. — Мне, Жигай, с твоего извинения шубы не шить. Сам соображай.

Словно чего-то еще выжидая, Петро потоптался и, неуклюже развернувшись, вышел. На дощатом полу растекались грязные следы его ног.

Час спустя, когда Шустров направлялся в столовую на обед, кто-то в коридоре мягко взял его под руку. Оглянувшись, он увидел на уровне своих глаз добродушно улыбающееся лицо Климушкина.

— Как осваиваетесь, коллега?

— С божьей помощью, — натянуто улыбнулся Шустров.

— Э! Вы, вижу, не унываете. Отлично. Хорошее самочувствие на новом месте — первейшая необходимость!

На улице было невзрачно, хлюпко. Низко над домами летели сизые клочья туч.

— Вы в столовую? — спросил Климушкин. — Значит, по пути.

Приноравливаясь к крупному шагу Шустрова, плановик говорил:

— Если хотите послушать старого снегиревского воробья — опирайтесь на Лесоханова. Преотличный работник, умница. Но, между нами, слишком, слишком доверчив… Э, вы слышите?

— Слышу, — сказал Шустров, ускоряя шаг.

А голос — негромкий, но внятный и по тону сочувствующий — настигал его:

— Взять хотя бы Петра. Утром, помните, ручался за него? А сельповская сторожиха заявила, что видела его в весьма, весьма подозрительной компании.

— Это она приходила?

— Она. Вот тебе и «голову наотрез». А?

У зеленого дома, плохо видного за кустами и частым штакетником, Климушкин остановился.

— Мои апартаменты, — показал он на дом. — Не хотите ли заглянуть?

— Спасибо, как-нибудь потом, — ответил Шустров и торопливо зашагал к столовой.

3

То ли потому, что зачастили дожди и Снегиревка, прибитая ими, поблекла, то ли из-за обычной отчужденности, которую испытывает каждый человек вдали от родни и дома, Шустров в следующие несколько дней чувствовал себя неустроенно.