Светлые истории - [23]

Над перевалом уже раскрылись рассветные сполохи и бодро побежали по небу вперед, указывая путь. Мрачное темное плато осталось за спиной».

***

— Ребята, пожалейте меня, — жалобно сказала девушка. — Я устала. Я сегодня несобранная. Должна была рассказать про поход и смерть командира покороче, тогда бы мы уже подошли к тому времени, когда Ваха и Гизи воспользовались объявленной боевикам амнистией и вышли из леса.

— Марина, но ведь ты и про поход не все рассказала, — рассудительно заметил Тагир.

— Остальное про поход неинтересно. Ну, хорошо, давайте коротко доскажу.

— Ваха решил доставить тело командира в его родное село. Обратный путь прошел без засад и перестрелок. У горы, где накануне был бой, нашли только пустые гильзы. Тела убитых бойцов забрали федералы. Но двое из четверых выжили. Раненых, их подобрали в лесу рядом с аулом, куда группа добралась к пяти часам вечера. В ауле взяли грузовик. Отвезли командира и раненых боевиков к родным. Остальные ушли зимовать в лес.

— Гизи тоже ушел в лес?

— Гизи тоже ушел.

— Когда они с братом сдались?

— Они не сдались. Они вышли из леса по амнистии.

— Почему они вышли?

— Потому что не хотели становиться бандитами. Потому что Ваха понял, что ваххабиты толкают их против своего народа, который устал воевать. И воевать стало не за что. Русская политика изменилась. У русских вместо пьяницы появился вменяемый президент. Русские признали, что тоже были во многом не правы, и стали помогать восстанавливать то, что разрушили. А ваххабиты все громче пели под западную и арабскую дудки. Требовали убивать и разрушать, чтобы досадить русским. Умным чеченцам с непримиримыми стало не по пути.

Марина оценила задумавшиеся физиономии и с легким сердцем скомандовала расходиться, заинтриговав ребят на прощание тем, что завтра начнет рассказывать самое интересное, к чему они, наконец, подошли.

На распутье (7)

Марина заснула быстро, но спала плохо. Ей снился Руслан, Пашка с ножом, Иса с Баширом, и даже выдуманные ею чечены обрели форму и хотели ей что-то рассказать. Под утро она очнулась от пугающих обрывков сна, сходила в туалет и после этого уже лежала в спокойной полудреме, будто бы продолжая вчерашний разговор с детьми.

Дети спрашивали ее про Хаджи-Мурата и про Ваху с Гизи: изменили ли они народу, когда сложили оружие, можно ли их посчитать предателями дела чеченской борьбы за освобождение?

«Как можно считать их предателями, — отвечала девушка, — если для них главное — бог, а после него — почитание предков? Такие люди не могут предать, они часть народа, они всегда с ним. Чеченский народ — воинственный народ, но ни один народ не может воевать до полного своего истребления. Богу не угодно убийство даже одного человека. Смерть целого народа неугодна многократно больше, чем всех сосчитанных в народе людей.

На планете больше нет свободной земли. Все народы живут вместе. Свобода каждого народа зависит не только от него, но и от других. И не получается быть свободным за счет других. Все народы — это единый организм, органы которого не могут жить друг без друга. Много раз чеченцы пытались обособиться, и никогда у них это не получалось. Раньше им приходилось выбирать между турками и русскими. Теперь, если уйдут русские, придут американцы. Разве американцы лучше? Стратегические интересы, демократические ценности, геополитика — это англичане с американцами придумали игру с народами и играют в нее, как дети. Для них нет страданий и крови — это только игра. Они играют и думают, что все происходящее их никак не касается и никогда не коснется».

Вдруг девушка вспомнила об инфернальном мире далекой планеты, про который рассказывала детям, и ей показалось, что этот мир здесь, на Земле, что она живет в нем. Заколдованное огненное колесо инфернального общества катилось по планете, и неспособные выбраться из него народы полагали, что кручение в этом колесе и есть вся жизнь.

Адское колесо укатилось, и девушка проснулась.

Минут пять она лежала в возвышенных чувствах приобщения к тайне, потом потянулась и открыла глаза. Реальность встретила ее потолком, стенами и всякими другими преградами. Она подумала тоскливо, что пора что-то решать и с Русланом, и с Пашкиными угрозами, и со своим переводом в Алма-Ату, но очень уж не хотелось сейчас этим заниматься. Она еще полежала, еще раз потянулась и с удовольствием отложила решение своих проблем на потом, когда закончит с чеченом.

Вечером в беседке ее ждал привычный аншлаг во главе с Баширом.

— Вчера мы все-таки недоговорили, почему Ваха решил выйти из леса, — сказала Марина. — Конечно, я этого точно не могу знать, но вот, что думаю по этому поводу.

— Во-первых, маленький сын Вахи рос без отца. Ваха иногда встречался с супругой и детьми, но все это было наскоро, всегда надо было быть готовым уйти из теплой семейной обстановки в неуютную и часто холодную и голодную ночь — это не жизнь.

— Во-вторых, мама переживала и плакала за своих сыновей, маму было жалко.

— В-третьих, арабы все настойчивей стали требовать за свои грязные деньги решительных вылазок, от которых Ваха уклонялся, как мог. Убивать людей без причины он не собирался. Слова про джихад его не трогали. Джихад был в первую войну. А теперь он видел много жадных до денег бандитов, которые прикрывались аллахом. Они стали готовить смертников. Смертники-чеченцы подрывали не только русских, но и милиционеров, и мирных горцев. Появилось много кровников. Русские тоже научились отвечать за бандитские нападения. С какой стороны ни смотри на арабскую политику, чеченцам от нее был один вред. Ваха не собирался марать руки невинной кровью. Предки его проклянут, если он станет убивать без вины.