Свет с небес - [9]

…Давным-давно, будучи еще маленькой девочкой, Эллис однажды спала в этой комнате вместе с бабушкой. Родители спали наверху, их комната помещалась как раз напротив спальни маленькой Эллис и ее братишки Джона. Спать в одной комнате с бабушкой казалось тогда чем-то удивительным, заманчивым. Сказочным. Даже сейчас, стоит только закрыть глаза, Эллис живо вспоминала, как лежала в огромной старой постели, натянув одеяло до подбородка, и завороженно глядела на бабушку, убиравшую на ночь свои необыкновенные волосы. Днем она укладывала волосы в строгий тяжелый узел. Но теперь, перед сном, она распускала их, и они струились до пола, а бабушка расчесывала и заплетала их на ночь. Четырехлетней Эллис казалось, что это роскошное великолепие взялось ниоткуда, благодаря какому-то чуду, колдовскому фокусу…

Бабушка умерла, когда Эллис было шесть. А когда ей исполнилось восемь, несчастный случай на заснеженной горной дороге унес мать и брата. Старый дом, некогда такой шумный и полный голосов, навсегда опустел, и прошли долгие годы, прежде чем Эллис приучилась жить одна наверху и свыклась с тем, что отец перебрался в комнату бабушки.

Ничего не изменилось здесь с тех пор. Стены по-прежнему обиты темно-зеленым шелком, а окна задернуты легкими кремовыми шторами. Огромная орехового дерева кровать все так же занимает большую часть одной стены, а высокий комод украшает другую. Ванная комната устлана черным линолеумом, а сама ванна, упирающаяся в пол когтистыми звериными лапами, наверняка стоила в свое время целое состояние.

Эллис Гудинг спит в той же постели, которая верой и правдой служила всем ее предкам, начиная с дедушки Эмиля. Вернувшись после войны из французских окопов, дед решительно заявил семье, что оставляет ранчо брату Юджину, а сам поступает в юридический колледж. Юджин потерял свое ранчо во время Великой депрессии, а вот Эмиль преуспел и со временем передал сыну Ролфу, отцу Эллис, юридическую фирму «Гудинг и Гудинг».

Брат Джон стал бы следующим наследником семейного дела, если бы не погиб на занесенной снегом дороге в горах. Эллис честно пыталась занять его место, и судья Гудинг всеми силами поощрял ее, но после того ужасного происшествия она поняла, что просто не в состоянии продолжать учебу. Отец не сказал ей ни слова, никогда не осуждал ее решения, но Эллис так и не смогла отделаться от ощущения, что он глубоко разочаровался в ней. Отец мечтал воспитать юриста, а получил библиотекаршу, и, когда он умер, вместе с ним умерло и семейное дело…

И вот теперь Эллис Гудинг спит одна в огромной кровати, которая почти так же велика для нее, как в детстве… Она прячется в пустом старом доме, как семечко в высохшей тыкве, она навсегда заперта здесь, потому что ей не осталось ничего другого. Мир за пределами округа Гудинг оказался порочным и жестоким. Одна мысль о том, чтобы высунуть нос из привычной безопасности родного гнезда, приводила Эллис в ужас.

Она, конечно, убеждала себя, что все это сущая ерунда, что ей и так никуда не хотелось бы уезжать, но в душе прекрасно понимала разницу между «остаюсь, потому что мне так хочется» и «остаюсь, потому что не могу уехать».

Нейл Морфи не единственный человек в Гудинге, которого ждет одинокое Рождество, тоскливо подумала Эллис, забираясь в холодную постель. Не единственный, кто добровольно избрал одиночество своим уделом. Почувствовав себя чужой и лишней на паре дружеских вечеринок, Эллис поставила себе за правило решительно отклонять любые приглашения, пусть даже сделанные от чистого сердца. Лучше быть одной, чем в роли наблюдателя на празднике жизни!

…Я страшно устала сегодня, успела подумать Эллис, прежде чем дремота увлекла ее в свой теплый водоворот… Так сладко…

Золотой кинжал навис над ней, зловеще поблескивал желтый металл, и каплей алой крови мерцал рубин на рукоятке. Внезапно кинжал взметнулся и молнией обрушился вниз.

С пронзительным криком Эллис вскочила и села на постели. Она была одна. Дом пуст, тишина звучала знакомым ворчанием труб, перегоняющих горячий воздух.

Задыхаясь, Эллис упала на подушки, пытаясь успокоить бешеную скачку сердца. Эта ужасная фотография навеяла кошмар. Но какой кошмар! Прошли годы с тех пор, как ее перестали терзать жуткие сны. Да, годы — почти десять лет прошло с тех пор, как она очнулась в больнице.

Глупо, Господи, ну как же глупо так разнервничаться из-за фотографии! Конечно же, Нейл прав: это музей собирает пожертвования. Что же еще это может быть?!

Но сердце продолжало болезненно колотиться, а в темноте таились золотые отблески. Эллис видела их краешком глаза, как будто что-то мешало ей полностью сосредоточиться на страшной картине. В чем дело, что с ней такое? Это всего-навсего музейный экспонат, археологическая находка, ничего страшного…

Но откуда тогда она знает, что кинжал золотой? Почему она так уверена, что камень на рукоятке не что иное, как кроваво-красный рубин? Как могла обычная фотография ворваться в ее сон и стать кошмаром?

Совершенно сбитая с толку, Эллис сдалась и включила лампу, стоявшую возле кровати. бабушкино сокровище — абажур тончайшего шелкового газа. Он разогнал жуткие тени, теплым уютным сиянием затопил комнату. И тут же настенные часы в гостиной гулко пробили три раза.