Свет небесный - [6]

густ, высок,

почти что к девственному близок...

Компьютерная интерпретация картины Г.Нисского «Радуга»

У парохода на трубе

смешалась копоть с белой краской.

Прибавлен ход —

спешит к губе,

за ней простор и ветр бунтарский...

Меня влечёт не первый год

реки задумчивость и сила,

и чистота целебных вод

меня от хворей исцелила.

* * *

Что за краски полевые,

то, что прятались в тумане, —

может, звёзды голубые

засверкали на поляне?..

Незабудки, незабудки,

будто роспись по эмали...

А глаза твои так чутки —

всю красу цветов вобрали.

Свет небесных незабудок —

нежный свет земного рая:

я, теряющий рассудок,

в нём тону, от чувств сгорая.

Отцветёт моя поляна...

Лес в снегах увязнет пресных...

И останусь постоянно

пленником твоих небесных

глаз...

* * *

Пригрезилось мне

в воздухе сквозном

средь зыби злаков,

птичьих звонких кличей:

над захмелевшим праздничным столом

сверкнул чуть угловатый

лик девичий.

Сверкнул,

как по сердцу улыбки цвет...

Целую,

белым платьем оттенённый,

горячий локоть твой через запрет,

как прядь целует

истово влюблённый...

А губы —

столько нежности таят...

Прости мне дерзость,

воскресенья ради...

Лукав

блескучий беспокойный взгляд

из-под откинутой небрежно пряди.

И, сбросив ловко

туфли на жнивьё...

Нас ослепило молнией сиянье...

Смеётся белозубо

мне

моё

дарующее жизнь воспоминанье.

* * *

Сырой рассвет и тихая постылость

простуженного моего жилья...

Подруженька,

ты где запропостилась?

Припоминаешь, видно,

как твоя

рука светилась,

как снимала бусы

и, весь в цветах, изящный сарафан...

Ужели ослабели наши узы,

и чувства скрыл

наплывший вдруг туман?

Не верю, нет,

и искренне, и ало —

неважно, что преподнесёт молва, —

в твоих глазах

заря тогда играла,

и утверждала,

что любовь — права...

В твоей душе

отнюдь не постояльцем

я был тогда, приветствуя рассвет...

Мной те часы

сосчитаны по пальцам, —

ведь с них я начинался, как поэт...

* * *

Скрыл туман верблюжье одеяло —

синий склон чуть видимой горы...

Под беззвёздной крышею устало

в сон уходят сельские дворы.

Стонет перепёлка — тише, тише...

А из черноты, из-за плетня

вурдалачья тень летучей мыши

мчится камнем, брошенным в меня.

Где-то за околицею девки,

наизусть их игры знаю я,

и ловлю сквозь бойкие припевки

гордое безумство соловья.

В безразмерной сумрачной парилке

пахнущие веники берёз

хлещут ночь, — бедняга, на обмылке

поскользнувшись, залегла всерьёз.

Можно ли за пазухою камень

хоть кому держать в такую ночь?

Ведь и влажный сумрак

в вечность канет,

что ни говори, что ни пророчь.

Слышен мык коровий, рык собачий,

детский всхлип и ветряной порыв...

Одарить бы каждого удачей,

чтобы был он в жизни терпелив.

* * *

По тропинкам горным,

пыльнобровы,

мы с тобою

к свету пробирались,

поддержать

самих себя готовы

всюду,

где опоры не дождались.

Сколько раз, —

не перечтёшь, пожалуй, —

нас хлестали ветер, ливень, вьюга...

Лишь в пути

к большому перевалу

люди познают в беде

друг друга.

Поделили мы —

излишни споры —

все дороги жизни

на две части.

И на всей земле

крутые горы

укатать не смогут

наше счастье.

В ГОРАХ

Вряд ли стихнут

хоть когда-то споры:

почему

с асфальтовой равнины

так влечёт нас

непременно в горы,

манят страстно

снежные вершины?

По отвесам

волочатся тучи,

град молотит,

подсекает вьюга.

Да, нигде вернее,

чем на кручах,

не познаешь

ни себя, ни друга.

Зря поют:

«Не ходит умный в гору...» —

есть пути иные

для умелых...

Ввысь идёшь —

дорога не к позору,

вниз с вершины —

тоже путь для смелых.

* * *

Перрон дорожной полон суеты...

Вхожу в купе,

от проводов расслабясь...

Любимая, спасибо за цветы,

из Питера их увожу в Челябинск.

Рукой ты что-то пишешь на окне,

вмиг отвечаю добродушным жестом.

Я знаю — долго будет сниться мне

всё то,

что с этим связано отъездом.

Вот первое движение колёс —

плывут ларьки, носильщики, тележки...

А у тебя в глазах

не видно слёз...

Домой идёшь, наверное, без спешки.

Как хорошо, что снова поезда

нас возвратят,

хотя мы уезжаем.

Другое дело, если навсегда

мы близкого кого-то провожаем...

* * *

Гляжу в глаза твои пытливые —

и словно через толщу лет

увидел искорки счастливые,

весёлый потаённый свет.

То вспыхивают страсти давние,

припорошённые золой...

Как бы приоткрываю ставни я

в мир притягательный, былой.

И, вглядываясь в дали пристально,

я различаю всё ясней

тебя у той далёкой пристани,

в начальной юности моей...

Вдруг горизонт она покинула,

как бы в безвестность уплыла.

Не возвратишь того, что минуло,

там жизнь особая была.

Сквозь это золото осеннее,

сквозь опыт, мудрость, наконец,

худышку, недоразумение

веду, счастливый, под венец...

* * *

Любовь — для сердца выручалочка,

так горяча, что бросит в дрожь...

Ты, нежная моя русалочка,

как прежде, царственно цветёшь.

Пора весенняя прекрасная,

чудесна осени пора.

Да, время — нежное и властное,

созрели наши клевера.

Гляжу в глаза твои пытливые

и, как сквозь заросли годов,

в них вижу прошлое счастливое

и слышу дивный «Вальс цветов».

И что-то очень-очень личное,

и радость женскую, и смех,

как и разлуку трёхгодичную,

что нас коснулась, как на грех.

И говорю тебе я искренне:

ещё на много-много дней

вернулась ты к весенней пристани,

к цветущей юности своей.

* * *

Я — лебедь... Ты — озеро...

Я парю,

крылья легко распластав,

о синих влажных глазах пою,