Свет мой - [5]
— Стихотворение, — поправляет его Сергунька и краснеет до цвета яблока, которое у него в руках.
— Ну-тка, ну-тка? — любопытствует тетка.
— Я дразнилку знаю, — мнется Сергунька: в воротах дома он видит девочку, очень похожую на большую магазинную куклу с большими голубыми глазами, длинными ресницами, на голове у девочки — бант розовый, словно бабочка села.
— Давай будем дразниться, — охотно соглашается тетка, а девочка показывает язык.
— Ах, так! — Сергунька отставляет одну ногу в сторону и чуть вперед и громко читает:
Тетка захлопала в ладошки, повернулась к девочке, но той и след простыл.
Счастливые и теплые денечки августа кончались, приближалась осенняя пора дождей.
Ранним утром на высокую сосну у дома Новиковых прилетел старый Ворон. Отряхнул с перьев седых серебряную ночную морозь и громко, простуженно прокаркал: «Кар! Кар! Кар!» Понимать это, видимо, следовало так: «Осень! Осень! Осень!»
И на следующий день пришел дождь. Стал он стучать невидимым стеклянным молоточком по окнам, ходить в мягких сапожках по крыше… потом поутих маленько, ушел за околицу, завздыхал ночью, что-то нашептывая сонное, грустное деревьям, всей округе… и так незаметно небо замутил, что все дни сделались ленивыми и неживыми.
Вскоре Сергунька с мамой уехали в Москву, и так тоскливо и одиноко сделалось на душе у Андрюши, словно потерял он что-то дорогое и родное, словно не было дома ни бабы Клавы, ни Николая, ни Нины… Никого. И соленые грибки в сметане — пресны, любимое вишневое варенье — оскоминой во рту, дождик — скучный, телевизор — нем, игрушки — не интересны. И Андрюша решил пойти к Драндулету. Его давно притягивал этот человек, так бесшабашно относящийся к жизни, на первый взгляд, никому не нужный, никчемный, никудышный, горлопан, хам и алкаш. Догадывался ли он, что в этом замызганном, замухренном пылью и грязью есть свое: искорка ли божья, малый ли золотник природы?.. Собрался Андрюша идти к Драндулету, но Федька, видимо, тоже чувствуя что-то подобное, был уже на крыльце…
— Дома есть кто живой? — без стука открыл дверь Драндулет.
Дома никого не было.
— Здорово были! — Федька подмигнул Андрюше и в грязных сапогах, в дождевике, с которого так и сыпались светлые горошины дождя, прошел на кухню и поставил с гордостью на стол початую бутылку водки.
— Чего такой смурной? — спросил он праздничным голосом и уселся на табурет. — Друг, говоришь, уехал, тоска собачья заела… Ничего, дело поправимое. По стакану — ап! И сразу богу — брат. Понял? Давай, Андрюха-горюха, стаканы. Хлебца занюхать, огурчиков каких…
Андрюша растерялся немного; никто никогда с ним так не разговаривал, да и подобных дел он тоже не имел ни с кем. Но достал стакан, хлеба нарезал, из холодильника выложил на стол кусок вареного холодного мяса, сыр…
— Молодцом! — похлопал Драндулет тяжелой рукой Андрюшу, но увидев только один стакан, скривил губы. Были они у него приметливы над пепельной бородой — мясистые мокрые и черные.
— Брезгуешь… ну-ну… — совиные глаза прикрыл, будто что прятал там. Андрюша выпивших не любил: тоже, как от тучи, чувствовал для себя непонятную опасность. От Драндулета несло дурным, заматерелым запахом, как от падали на скотомогильнике. Андрюша отошел подальше от него в угол кухни за стол. Драндулет же тем временем налил полный стакан и одним махом отправил содержимое в черную дыру между усами и бородой.
— Ух! — кивнул он на бутылку, бросив в рот крошку хлеба. — Гадость какая… и как ее люди культурные пьют?
С минуту он сидел оглушенный, расслабленный, опустив голову, тупо упершись взглядом в стол, потом поднял лохматую голову и сказал с напором:
— Теперь у нас гласность и демократия. Так? Живем — лучше некуда. А как мы жили при развитом социализме? — качнулся на табурете Драндулет. — Не знаешь? Скажу Народу много — безработных нет. Безработных нет, а никто не работает. Никто не работает, а безработицы нет. Безработицы нет — план выполняем. План выполняем — а в магазинах ничего нет. В магазинах ничего нет, а у всех все есть. А у всех все есть — и все недовольны. Все недовольны — но голосуют «за»! — поднял руку Драндулет. — Голосуем, Андрюха, за демократию! Выпьем! — Он еще налил полстакана водки, выпил, так же не закусывая, вытер ладонью рот, заугрюмел.
— Так, так… — медленно просыпался Драндулет от каких-то своих дум, — понятно… значит, не уважаешь… — Голос его был такой, будто в груди у него собака на цепи сидела и хрипло лаяла. — Я к тебе с уважением, с бутылем пришел, а ты мне — поворот у ворот. Я к тебе с душой открытой, с любовью нежной, а ты выпить не желаешь. У тебя — горе, это мы понимаем, — Драндулет смотрел осоловелыми глазами на Андрюшу. — Вот ты войди в мое положение: выпей со мной. У меня, мож, тоже горе горькое… Слышал? — привстал Драндулет. — Слышал… в Тихом океане на остров десять китов выбросилось. Десять! Сами! На камни. А почему? — спросил он угрожающе. — Не знаешь? То-то же… — Хрипло рассмеялся он. — И твой бугай-ветеринар не знает, не дорос он до таких наук. Скоро все мы кидаться на камни будем! Озонная дыра на макушке земли… Мы еще только-только соображаем, а киты уже знают. Предупреждают: братья-человеки, думайте! У вас го-ло-ва! А не арбуз на палочке. Вот. Жизнями своими нас предупреждают. Давно уже, а мы все чухаемся. А дыра растет!.. Давай, помянем братьев наших меньших, — Драндулет высоко поднял стакан с водкой. — Давай! Что? Не хошь? — Сверкнул он глазами. — Ну, была бы предложена девке честь… Смотри… Сто с гаком прожил — должон понятие, иметь, культурность. Я тоже сто пятьдесят лет про… про… — икнул Драндулет, — проживу. Меня каждая собака по имени и отчеству облаивать будет. Понял? Здравствуй, мол, Федор Иванович! Гав-гав! — Драндулет замолчал вдруг, остановил остекленевший взгляд на бутылке и неверной рукой выбулькал остаток в стакан.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.
Новая книга издательского цикла сборников, включающих произведения начинающих.
Оренбуржец Владимир Шабанов и Сергей Поляков из Верхнего Уфалея — молодые южноуральские прозаики — рассказывают о жизни, труде и духовных поисках нашего современника.
Повести и рассказы молодых писателей Южного Урала, объединенные темой преемственности поколений и исторической ответственности за судьбу Родины.
Очередная книга издательского цикла, знакомящая читателей с творчеством молодых прозаиков.