Свет любви - [2]

Наступила весна. Держась за стенку и друг за друга, вдвоем с Захаром они выбирались на просторный больничный двор, усаживались на скамейку и ощущая на лицах теплое южное солнце, вдыхали свежий, пахнущий соленым морским ветром апрельский воздух. И незаметно, исподволь появлялась у Наума слабая, неясная надежда на что-то хорошее еще.

Вечером должна была заступить на дежурство Сима и он ловил себя на мысли, что ждет ее появления, думает о ней. О злился на себя за это, убеждая себя, что не имеет права на что-то рассчитывать, что внимание ее нему вызвано лишь жалостью.

Спустя еще месяц, Наум, в гимнастерке и сапогах, худой, с чуть отросшими курчавыми волосами, в черных очках, прикрывающими страшные глубокие провалины глаз, стоял на крыльце госпиталя, прощался со всеми. Он знал, что его будет провожать до дома проводник и стоял в ожидании. Вдруг он почувствовал рядом с собой Симу. "Пришла проститься"- подумал он, протягивая ей руку. Но она осторожно взяла его ладонь, положила себе на плечо.

- Я буду сопровождать тебя домой. У меня командировка.

Наум растерялся от неожиданности, повернулся к стоящему рядом Захару. Но тот еще раз обняв друга, похлопал его по спине. "Все, мол, в порядке"

Долгим и утомительным был путь из Баку в далекий разрушенный войной украинский город. Ранним августовским утром, наконец, они выбираются из вагона и долго идут по центральной улице все прямо и прямо. И он спрашивает Симу, что она видит справа, слева. А она видела одни лишь развалины почерневших с выбитыми стеклами домов.

Они переходят узкий деревянный мост через реку, сворачивают влево, в кривой переулочек. Почти на ощупь определяет он свой дом, чудом уцелевший. Поднимается сам по ступенькам, стучиться в дверь. На пороге появляется отец, затем выскакивает мать, с криком кидается на грудь сыну. Отец обхватывает его за плечи, на руке виснет сестренка- плач, крики, поцелуи. Их обступают выбежавшие на шум соседи. И лишь потом, мать отрывается от него и видит снизу, из-под плотно прилегающих черных очков пустые глазницы. Она хочет что-то спросить, но не может - лишь со страхом смотрит в его лицо, не в силах остановить слез. Наконец, отец, громко прикрикивает на всех:

- Хватить плакать! Радоваться надо. Это счастье. Наш сын вернулся живым.

Он повернулся к Симе, тоже вытиравшей глаза платком.

Наум, почувствовал это, сказал.

- Это Сима, моя медсестра. Она лечила и выхаживала меня в госпитале.

Мать обняла Симу

- Спасибо вам за сына. Мы не отпустим вас. Вы должны немного погостить у нас.

- Лишь до завтра - улыбнулась она в ответ. - Командировка у меня заканчивается.

И вот уже готовится скудный ужин на керосинке, и на столе купленная где-то отцом четвертушка самогонки и разговоры, разговоры до поздней ночи. Наконец, все утихло в доме. Лишь негромко переговариваются Наум и Сима, которой мать постелила на топчанчике в той же комнате, где и сыну

Выпитая рюмка придала ему смелости и после долгой паузы, Наум отважился произнести

- Завтра ты уезжаешь и наверно, мы больше никогда больше не увидимся... Наверно, не должен тебе это говорить. Не имею права... Но все же скажу Подумай и ответь. Реши для себя... Можешь ты остаться здесь, со мной?

Сима долго молчала. Понимала, чего стоило ему сказать это. Но что ответить? Что не признаваясь себе самой, она чувствовала, как влечет ее к этому молодому, сильному парню. Как привязалась за все это время к нему, такому беспомощному, так нуждающемуся в чьей-то помощи и поддержке. Она думала и о своих матери и сестре, оставшихся там, в Баку. Как они будут без нее и как отнесутся, если она примет такое решение. И может ли она взять на себя такую ответственность и такую ношу. Быть ему нянькой всю жизнь, его поводырем.. Он сидел, свесив на пол ноги, низко опустив голову. Казалось, что и не ждет уже ответа. Но после долгого, мучительного молчания, она, все же произнесла:

- Не знаю, что и сказать. Ты многое и сам понимаешь... Кроме того, я ведь старше тебя намного...

Он поднялся с постели, сделал шаг к топчану. Она сидела, подперев лицо ладонями. Он сел рядом, взял ее мягкие полные руки, стал целовать. Затем обнял ее, привлек к себе. Она не отстранилась...

Сима осталась с ним. Они расписались в Загсе и стали жить вместе той тяжелой, послевоенной жизнью с длинными очередями за хлебом и керосином, с талонами на уголь и крупу. Она ходила с ним в разные инстанции, добивалась положенных ему льгот.

Его попытки освоить какую-то профессию долго не приносили успеха Из-за сильных головных болей он не мог, как другие незрячие, штамповать гвозди на специальном станке или переплетать книги.

Сима пошла с ним в горздравотдел и добилась направления на курсы массажистов. Вместе с ним поехала в другой город, жила в каком-то полуразрушенном общежитии, водила на занятия, читала ему учебник, учила всему, что сама знала.

Потом он стал работать массажистом в городской больнице. Его гибкие, чуткие пальцы нащупывали болезненную зону, растирали, разминали, снимали напряжение, творили чудо. Его стали ценить как хорошего специалиста и сидели в очереди на прием именно к нему, "слепому массажисту" И Сима каждое утро водила его на работу, а вечером домой.