Свет и тени - [7]

— Ма, сейчас у меня начинаются каникулы. Я еду домой, ма!..

1892

КАБУЛИЕЦ

Моя маленькая, пятилетняя дочка Мини минуты не может посидеть спокойно. Едва ей исполнился год, как она уже научилась говорить, и с тех пор, если только не спит, молчать не в состоянии. Мать часто бранит ее за это, и тогда Мини умолкает, но я так не могу. Молчание Мини представляется мне настолько противоестественным, что долго я не выдерживаю, поэтому со мной она всегда беседует особенно охотно.

Как-то утром я работал над семнадцатой главой моей повести. В это время вошла Мини и уже в дверях начала:

— Папа, привратник Рамаоял называет ворону — вороной! Он ведь ничего не понимает, правда?

Но прежде чем я приступил к рассуждениям о различиях, существующих в языках, она уже говорила о другом:

— Папа, знаешь, Бола говорит, что на небе слон выливает из хобота воду, и от этого идет дождь. Какую чепуху может сказать Бола! Он ведь только болтает — день и ночь болтает!.. — И, не ожидая, пока я выскажу свое мнение, вдруг спросила: — Папа, а кто тебе мама?

«Свояченица», — подумал я, но вслух сказал:

— Мини, иди поиграй с Болой. Я сейчас занят.

Тогда она села возле моего письменного стола, обхватила колени руками и начала играть, быстро приговаривая: «агдум-багдум». В это время в моей семнадцатой главе Протапсингх вместе с Канчонмалой прыгал темной ночью в воду из высокого окна темницы.

Окна моей комнаты выходят на улицу. Неожиданно Мини бросила играть в «агдум-багдум», подбежала к окну и закричала:

— Кабуливала, эй, кабуливала![5]

Высокий кабулиец в грязной широкой одежде, в чалме, с корзиной за плечами, медленно переходил дорогу, держа в руках несколько ящиков с виноградом. Трудно сказать, какие мысли родились в головке моей дочери, когда она громко позвала его. Я же подумал, что сейчас явится несчастье в образе этой корзины, и моя семнадцатая глава не будет окончена.

Но когда кабулиец, услыхавший зов Мини, широко улыбаясь, направился к нашему дому, ее и след простыл. Она сейчас же убежала на женскую половину дома, так как была уверена, что, если заглянуть в его корзину, в ней можно найти таких же ребятишек, как она.

Кабулиец подошел и с улыбкой поклонился мне. Я подумал, что, хотя положение Протапсингха и Канчонмалы довольно критическое, мне все же следует что-нибудь приобрести у человека, раз его позвали.

Я купил кое-что. Потом мы немного побеседовали. Абдур Рохмот начал рассуждать о пограничной политике России, Англии и других стран.

Наконец он поднялся, собираясь уходить, и спросил:

— Бабу, а куда убежала твоя дочка?

Я решил рассеять напрасные страхи Мини и позвал ее. Прижимаясь ко мне, она подозрительно смотрела на кабулийца и его корзину. Рохмот вынул из корзины горсть кишмиша и сухих абрикосов и протянул ей, но она не взяла и с еще большим к нему недоверием прильнула к моим коленям. Так состоялось их первое знакомство.

Как-то утром, спустя несколько дней, я вышел из дому и увидел, что моя дочь сидит на скамейке около двери и оживленно болтает, а кабулиец, сидя рядом на земле, с улыбкой слушает ее и время от времени вставляет свои замечания на ломаном бенгальском языке. За весь пятилетний жизненный опыт у Мини еще не было такого терпеливого слушателя, не считая ее отца. Тут я увидел, что подол ее полон кишмиша и миндаля.

— Зачем ты ей дал это? Больше не давай, — сказал я кабулийцу и, вынув из кармана полрупии, отдал ему.

Он спокойно взял деньги и опустил их в корзину.

Вернувшись домой, я увидел, что эти полрупии подняли шум на целую рупию.

Мать Мини держала в руке блестящий белый кружочек и строго спрашивала:

— Где ты взяла деньги?

— Кабуливала дал.

— А зачем ты взяла деньги у кабулийца?

Мини готова была расплакаться.

— Я не брала, он сам дал!

Я спас Мини от грозящей катастрофы и увел ее из комнаты.

Оказалось, что это была уже не вторая встреча Мини с кабулийцем — все это время он приходил почти ежедневно и взятками в виде миндаля и фисташек завоевал ее маленькое жадное сердечко.

У этих двух друзей были свои шутки и развлечения. Так, едва завидев Рохмота, Мини, смеясь, спрашивала его:

— Кабуливала, а кабуливала, а что у тебя в корзине?

И Рохмот отвечал в нос, хотя в этом не было никакой необходимости:

— Слон.

Вся соль этой шутки заключалась в том, что в его корзине не мог поместиться слон. Нельзя, конечно, сказать, чтобы это было особенно остроумно, но им обоим становилось чрезвычайно весело, и, слушая осенним утром простодушный смех двух детей, я и сам радовался.

У них было еще одно развлечение. Рохмот говорил Мини:

— Кхоки[6], никогда не ходи в дом свекра.

В бенгальских семьях девочки с ранних лет приучаются к словам «дом свекра», но мы, будучи людьми до некоторой степени культурными, не знакомили Мини с ними. Поэтому она не могла понять просьбу Рохмота, но, так как не в ее характере было молчать, когда о чем-нибудь говорят, она, в свою очередь, спрашивала:

— А ты пойдешь в дом свекра?

Рохмот грозил воображаемому свекру увесистым кулаком:

— Я его изобью.

Мини представляла себе положение, в которое попадет незнакомое существо, называемое свекром, и звонко смеялась.

Сейчас ясная осень. В древности цари отправлялись покорять мир в эту пору. Я же никогда никуда не уезжаю из Калькутты, но именно поэтому моя фантазия бродит по всей земле. Как будто я — узник, заключенный в углу своей комнаты, и душа моя всегда стремится куда-то. Стоит мне только услышать название какой-нибудь страны, как я начинаю мечтать, а стоит увидеть чужестранца, в моем воображении возникает хижина у реки, среди гор и лесов, и я уже слышу рассказы о радостной и привольной жизни.