Свет грядущих дней - [98]

Витка разорвала воззвание и развеяла по ветру клочки, но крестьянин собрал их и вручил солдатам. Те обыскали Витку и нашли список лекарств.

– Это для моих односельчан, – попыталась объяснить она. Но ее повезли в гестапо.

Сидя на заднем сиденье их конной повозки, Витка рассказывала о своем католическом детстве, не веря, что вот сейчас, здесь настанет ее конец: пытки, потом казнь. Может, лучше спрыгнуть – и пусть ее убьют при попытке к бегству? Она следила за каждым ухабом на дороге, выжидая подходящий момент.

Но внезапно изменила тактику.

– Вы правы. Я еврейка и партизанка. И именно поэтому вы должны меня отпустить. – Она объяснила, что немцы проигрывают войну, и кто бы ни убил ее сейчас, вскоре будет убит сам. Кроме того, многие полицейские сотрудничают с партизанами.

В штаб-квартире гестапо один из полицейских провел ее к боковому выходу, сунул в руку документы, предупредил, чтобы она никогда больше не пересекала мост, и выразил надежду когда-нибудь встретиться с ее командиром.

Когда, закупив лекарства на черном рынке и посидев в стоге сена, который прощупывали вилами, протыкая его в нескольких дюймах от ее головы, Витка вернулась в лагерь, она объявила, что это было ее последнее задание. «Просто чудо, что мне удалось вернуться, – сказала она, – но как долго человек может рассчитывать на чудо?»[667]

* * *

Оказалось, не слишком долго. Иной раз чудо – не более чем мираж.

Через несколько дней после того, как вторая группа покинула Бендзин, чтобы присоединиться к партизанам, один из членов этой группы, некто Исаак из «Юного стража»[668], вернулся. Его едва можно было узнать: лицо расцарапано, одежда превратилась в лохмотья, он едва держался на ногах и дрожал от страха. Реня была потрясена.

Исаак рассказал им, что́ случилось в тот жаркий июньский день:

– Мы вышли из гетто, сняли свои желтые звезды и, завидев первые деревья, разволновались и достали оружие, наша мечта убивать немцев вот-вот должна была начать сбываться… После того как мы провели в дороге шесть часов и стала опускаться ночь, Соха сказал нам, что опасности попасться в руки немцев больше нет и мы можем спокойно сесть и поесть. Он дал нам воды, а мы пребывали в эйфории от того, что вырвались из ужасного гетто. Он велел нам немного отдохнуть, перед тем как мы снова пустимся в дорогу, и пошел осмотреть окрестности.

И вдруг нас окружили. Военные на лошадях. И начали палить без разбору. Я сидел под кустом и сразу упал на землю, поэтому в меня не попали и мне удалось остаться в живых. Но всех остальных нацисты убили. Всех. Потом они зажгли фонари и обыскали трупы, забрали все, что было в карманах убитых. Я спрятался и неподвижно лежал под кустами. А после того как они уехали, выбрался и побежал[669].

Бендзинские товарищи не могли поверить своим ушам.

Значит, все было обманом. Соха, которому они доверились, продал их. Даже его квартира с плачущими детьми была инсценировкой. Несмотря на все свое искусство конспирации, члены ŻOB’а не смогли разгадать вражескую шараду.

Их лучшие люди мертвы. Некоторые погибли во время ликвидации, а теперь это: двадцать пять душ из двух групп загублено. Осталось слишком мало народу, чтобы продолжать борьбу.

«Новость ошеломила нас, – напишет позднее Реня. – Все, что мы делали, потерпело крах».

Марек хотел покончить с собой. Обезумев от угрызений совести, он сбежал из гетто. Никто не видел, как он уходил.

Боль от этого предательства усугубилась потерей Хайки. Товарищи не знали, что незадолго до того один рабби тайно поженил Хайку и Давида. Давиду предлагали документы, позволявшие ему выезд из Польши, но он отказался. Став одним из командиров, он был решительно настроен сражаться вместе с мальчиками, которых тренировал, и нескольких из них взял с собой в лес, куда отправлялся с первой группой Сохи. «Он не спал, всё ковал и созидал, – рассказывала Хайка. – Вездесущий, он мечтал действовать». По крайней мере, утешала она себя, он не успел ни осознать, что случилось, ни испытать страдание.

Теперь Хайка стала вдовой, погрузившись в отчаяние и кипя гневом. Жажда мести охватила ее еще острее.

Глава 20 Мелины, деньги и спасение

[670]

Реня и Владка

Июль 1943 года

Через несколько недель после жуткого партизанского фиаско был арестован глава бендзинского юденрата. Реня знала, что это значит[671]: гетто пришел конец. Им всем пришел конец.

Теперь следовало готовиться кибуцу.

Однако согласия между ними не было. Большинство членов группы уже не мечтали о крупном сражении. Слишком много потенциальных бойцов погибло. Настала пора бежать. Хайка и Ривка Москович, тем не менее, бежать отказались, они все еще выступали за восстание. Бороться или бежать.

Фрумка и Гершель решили в первую очередь спасать детей; самые сильные должны были уйти последними. Ализа Цитенфельд, учительница из «Атида», замаскировала сирот под арийцев, чтобы отправить их на немецкие фермы. Реня с товарищами подделали их документы, нанеся поверх старых новые данные и отпечатки пальцев. На рассвете Ильза Хансдорф довела детей до управы сельского поселения. Дети объяснили, что у них нет родителей и они ищут работу. Многие фермеры соглашались брать их – дешевая рабочая сила была востребована. За несколько дней Ильзе удалость пристроить восьмерых. Согласно заранее разработанному плану, дети писали письма на условный польский адрес, в которых сообщали, что у них все в порядке. Потом от двух девочек письма приходить перестали. Реня догадалась, что их разоблачили и «кто знает, что с ними случилось».