— Живет, здравствует и терпеть не может печь пирожки, — фыркнул Рино и снова посерьезнел. — Но я не могу гарантировать, что вам так же повезет.
— Понятно, — кивнула я.
Ирейец с заметным облегчением улыбнулся и порулил к стоянке возле космопорта. На полпути антигравитационное покрытие закончилось, и автофлакс грузно хлопнулся на колеса — по счастью, всего с двадцатисантиметровой высоты, но нас все равно основательно тряхнуло, а повисший на ремне безопасности водитель выдал заливистую тираду на родном языке и заметно покраснел. Потом, видимо, осознал, что я не понимаю сказанного, но все равно извинился.
— Я должна была вас предупредить, — не дослушав его извинений, виновато сказала я. — Просто все местные в курсе, и я привыкла…
Рино понимающе кивнул.
— Тут раньше устраивали испытания для будущих водителей, — со смешком пояснила я. — Инспектор-экзаменатор приказывал набрать максимальную разрешенную скорость и высоту и лететь к стоянке. Если тестируемый слушался, это был стопроцентный провал. Нужно было разогнаться на прямой и начать снижаться сразу от ворот.
Ирейец смущенно обернулся, оценивая то расстояние, с которого он должен был заменить изменение цвета дорожного покрытия с черного на темно-серый, и я призналась:
— Я сдала с третьего раза, после того, как разговорилась с начальницей смены и она мне про это рассказала.
Рино заинтересованно повернулся ко мне.
— А сейчас испытания не проводятся?
— Года два назад здесь сдавал на права какой-то заезжий журналист, — я пожала плечами. — Надеялся, что получить их в глухой провинции значительно проще, чем в крупных городах, и напоролся на любимую шуточку инспектора. История получила огласку, поднялась шумиха: обрыв антигравитационного покрытия должен выделяться подсвеченной разметкой, а за пятьдесят метров до нее устанавливается предупреждающий знак. Здесь проверялась внимательность, потому что за всеми дорогами не уследишь, и у водителя должна быть своя голова на плечах. А в итоге получился скандальный сюжет про головотяпство дорожных служб. Оно, конечно, тоже полезно, но… — я развела руками.
— Разметки-то до сих пор нет, — справедливо заметил Рино, заметно помрачневший при упоминании четвертой власти.
— Стерлась, — хмыкнула я. — А знак даже не ставили. Тут такой пассажиропоток, что уместнее были бы указатели вроде: «До ближайшего бара семьсот километров».
— Ужасающая информация, — демонстративно содрогнулся Рино и заглушил двигатель: автофлакс как раз вписался в положенную ячейку. — О таком лучше не знать. Оставьте прибывающим в космопорт хоть какую-то надежду!
— Боюсь, вас я ее уже лишила, но Гейлу и Таррету, так и быть, оставлю, — покладисто согласилась я и выбралась из автофлакса.
В космопорте дежурила третья бригада. Их начальник смены к дисциплине относился куда суровее, нежели господин Брингейль или госпожа Райан (вероятно, потому-то их и выгнали на работу, пока тут трутся ребята из спецкорпуса), и на входе нас даже заставили пройти через металлоискатель. Мой спутник сыграл на темно-серой рамке затейливую мелодию, но выкладывать потенциально опасные предметы в соответствующее углубление поленился, вместо содержимого своих карманов предъявив охраннику широкую бронзовую бляху с гербом Безымянной династии.
Мы со стражником уставили на нее с одинаковым подозрением и шоком.
Для агента ирейского Ордена Королевы Рино был молод. Для агента Ордена Королевы, высланного с такими полномочиями на другую планету — считай, получившего полную свободу действий, — молод просто бессовестно. Кроме того, герб на предъявленной бляхе означал, что дело, которое расследует Рино, непосредственно связано с обеспечением безопасности представителей правящей семьи Ирейи.
Кого у них могли похитить, что на поиски бросился не только агент Ордена Королевы, но и двое из спецкорпуса Иринеи?
И во что, черт побери, я ввязалась?!
Рино обернулся, убедился в произведенном эффекте и кивком указал на коридор, ведущий к посадочному рукаву. Заговорил он, только когда мы отошли от охранника подальше, и то вполголоса:
— Похищен не Его Величество и даже не один из Их Высочеств, но если история получит огласку, скучать не придется никому, — доверительно сообщил он, — включая самих журналистов. Я очень надеюсь на вашу сознательность, госпожа Кэнвилл.
«Тогда дело плохо», — обреченно подумала я, но покорно кивнула и потопала в планетолет.