Свеча мертвеца - [63]

И, кажется, определение «ложный, но красивый» тянет на описание всей жизни Третьего.

Он как раз повернулся к восторженно внимающей журналистке, одарил ее дежурно сногсшибательной улыбкой и сделал телохранителю знак отступить в сторону, — как всегда, невозмутимый, обаятельный, безупречный. На фоне ясного неба принц, казалось, сиял своим собственным внутренним светом — будто над «Востоком» нежданно-негаданно взошло второе солнце.

Внимание он оттягивал мастерски. По уму, мне следовало просто не путаться у него под ногами, но…

— Надеюсь, вы не расстроитесь, если я скажу, что хотела бы оставить эту историю при себе? — мягко улыбнулась я, слегка оттеснив Третьего в сторону. — Мне кажется, никому не пойдет на пользу, если в место нашего знакомства зачастят поклонники Его Высочества.

Принц ухитрился удержать на лице нейтрально-дружелюбное выражение. Зато Рино, по обыкновению, сдерживаться и не подумал и звучно расхохотался: не иначе, тоже представил себе изысканную компанию утонченных леди, еле умещающих свои роскошные юбки на узких шконках камеры предварительного задержания.

Журналистка бросила на асессора острый взгляд, но быстро скисла. Этого не раскрутишь на подробности; да и упоминать о бастарде в статье для первой страницы — дурной тон.

Я не сомневалась, что желающие сделать свои выводы все равно найдутся, но неожиданно поняла: мне — по барабану. Пусть думают что хотят, лишь бы жить не мешали.

— Простите, — вежливо улыбнулся принц, не дожидаясь, пока к нему пристанут с дальнейшими расспросами, — но Кейли права. Я думаю, нам следует выступить с официальным заявлением после возвращения с Павеллы… — тут он картинно помрачнел и, не глядя, взял меня за руку.

После столь многообещающей фразы холл космопорта мгновенно погрузился в выжидающую тишину, и скептическое замечание Рино: «Если вернетесь», — прозвучало неожиданно громко, даром что лорд асессор невнятно пробурчал его себе под нос.

А Третий машинально кивнул, принимая поправку, — и только потом снова заулыбался, хоть и с заметным усилием.

— О точном времени будет объявлено после разбирательства дела о моем отказе от титула на Семейном совете династии, — сообщил он и сжал мою руку. — Я все же надеюсь, что Его Величество прислушается ко мне и не станет препятствовать… как бы то ни было. — И его улыбка сделалась до того картонной, что я уже не сомневалась: если со мной что-то случится, злые шепотки королю Ирейи обеспечены — даже если он действительно окажется ни при чем.

Оно нам точно надо? Слишком уж удобный повод пошатать под Его Величеством трон, да и сам король вряд ли сумеет смотреть на меня с одобрением после такой выходки. Я не настолько наивна, чтобы думать, будто очередной внук резко исправит внутрисемейные отношения Ариэни.

Это Третьему уже на все плевать. Он-то, похоже, отродясь не видел гармоничных, счастливых семей, а уж про ту, в которой Его Высочество вырос, и говорить-то нечего. Там, где на кону государственные интересы, личные приходится задвигать на второй план; даже если ты еще только-только агукать научился, ты уже принц, все взоры обращены на тебя — и король не может позволить тебе ни единого необдуманного поступка. А значит, и быть любящим отцом он не может позволить — себе самому.

Но я так жить не смогу.

Пусть в мою дальнейшую судьбу и не вписываются мечты о тихом домике на берегу моря, беседке в саду и паре (ну, может, тройке) хитромордых псов с хвостами колечком, — это же не значит, что пора опускать руки?

Я потянула Третьего за руку, демонстративно утаскивая от журналистки, но говорила все же достаточно громко, чтобы все заинтересованные лица отлично меня расслышали:

— Это же твой отец. Я уверена, он сумеет найти решение, которое устроит всех. Всегда находил.

Принц повернулся ко мне, чтобы не попасть в поле зрения камер, и насмешливо приподнял бровь. А потом, осознав, зачем я вообще несла эту пропагандистскую чушь про идеального короля, резко остановился и, разом позабыв про зрителей, сжал меня в объятиях.

Я неловко перескочила с ноги на ногу, пытаясь удержать равновесие, и именно поэтому первый выстрел достался мне, а второй — Рино, бросившемуся наперерез.

Что случилось потом, я помнила плохо. Вроде бы вокруг нас внезапно вырос заслон из черных мундиров — но ручаться я бы уже не стала.

Было больно. Было страшно. Было радостно, что третьего выстрела так и не последовало.

Крики толпы и вой сирены почти заглушали отрывистые команды Рино, перемежающиеся жуткими хрипами. Я дышала не лучше: будто лихорадочно стучащее сердце передавило мне горло.

— Быстро, в звездолет! — асессор все-таки переорал всеобщий гвалт и закашлялся, уже не пытаясь вытирать темно-красную дорожку, протянувшуюся из уголка губ до воротника рубашки.

Дорожка маслянисто поблескивала, и я смотрела на нее остановившимся взглядом. Откуда-то знала, что смотреть на лицо Третьего будет еще страшнее. Нестерпимая боль в боку постепенно расползалась по всему телу, прозрачно намекая: дороги до Павеллы я не выдержу. А вместе со мной погибнет и нерожденный ребенок…

Черные мундиры расступились — но вместо безопасного нутра звездолета передо мной предстали чрезвычайно ценные восемьдесят три кило органики в компании готового портала, переливающегося негостеприимной мглой. А принц почему-то и не думал утаскивать меня прочь!