Кажется, помимо моего рапорта к нему попали еще и логи. Правда, тогда непонятно, на кой черт им понадобилась я сама — история расчетов и обмена данными описывала ситуацию более чем полно. Или меня тут подозревают в злоумышленном уничтожении «ласточки»?
— У меня аллергия на магию, — сухо сказала я. — Проявляется тем сильнее, чем выше класс примененных рядом со мной заклинаний. «Ласточка» фонила весьма характерным образом, а связь с ней пропала сразу после запроса. У меня не оставалось времени на попытки ее восстановить.
Следователь удивленно хмыкнул, и это, кажется, было первым выражением эмоций, которое он позволил себе с тех пор, как переступил порог командно-диспетчерского пункта.
— Значит, сейчас вы не сможете выйти на место происшествия? — уточнил он.
— Почему? — я пожала плечами. — Если нужно, то выйду. Вопрос скорее в том, смогу ли я потом оттуда уйти на своих двоих.
— Мы не задержим вас надолго, — пообещал «сухарь».
Но я все равно заглотила еще одну таблетку, прежде чем идти за ним.
— Могу я поинтересоваться… — начала было я, когда за нами закрылась дверь вышки.
— Нет, — ровным голосом ответил следователь, не дослушав, и замолк.
Более говорливый пилот тоже не спешил что-либо пояснять, из чего я заключила, что влипла по уши. Похоже, господа из спецкорпуса подозревали, что «ласточка» рухнула не случайно — и в качестве основной линии разрабатывали меня, невзирая на то, что с магией я не могла иметь ничего общего по медицинским показаниям, а остатки заклинания до сих пор висели над болотом.
Прорваться через заграждение оказалось на диво просто: стоило следователю вылезти из автофлакса и посветить своей суровой физиономией, как полицейские беспрекословно разошлись в стороны и тут же сомкнули ряды за нашими спинами, закрывая нас от журналистов, нацелившихся на брешь. Что характерно, к агентам спецкорпуса они приставать с вопросами даже не пытались.
Мы подоспели аккурат к тому моменту, когда из срезанной половинки «хвоста» звездолета вылез перемазанный в саже и масле спасатель. Вид у него был крайне озадаченный.
— Там пусто, — доложил он, едва разглядев следователя.
— Людей нет или вообще ничего? — педантично уточнил агент, остановившись четко на границе бочага в пяти метрах от тонущего корабля. Ближе подходить не рисковал — как будто лично облазил болото и знал все тропки наперечет.
— Там камни и мусор, — с недоумением сообщил спасатель. — Каюты пустые и необжитые, груза нет, пайков нет… как будто на «ласточке» никто и не летел с самого начала!
— А кто тогда посылал запрос? — растерялась я.
И только тогда заметила, что пилот пристально наблюдает за моей реакцией.
— Не врет, — с легким удивлением констатировал он, как будто все это время держал меня подключенной к детектору лжи. — Действительно не знала.
Следователь механически кивнул, принимая к сведению, развернулся и четким армейским шагом отправился обратно к автофлаксу. Только торжественного марша не хватало.
Я скептически вздернула бровь и перевела взгляд с его удаляющейся спины (ну, не совсем спины) на явно позабавленного пилота.
— Простите, госпожа Кэнвилл, мы должны были убедиться, — вот и вся вежливость, на которую его хватило. — Скажите, а с какой высоты вы засекли «ласточку»?
— Система аварийного отслеживания сработала на семнадцати тысячах метров, — скупо ответила я.
Пилот прищурился, и я поняла, что логи он читал очень, очень внимательно. И помнит, что расчет траектории начался с высоты именно в семнадцать километров — а значит, засечь падающую «ласточку» я должна была гораздо раньше.
По-хорошему — именно тогда, когда по дублирующему каналу связи, основанному на заклинании переноса звука, пришел запрос аварийной посадки.
— Аллергия у вас с детства?
— Сколько я себя помню, — кивнула я.
— С какого расстояния вы почувствуете замаскированное заклинание четвертого класса? — отчего-то заинтересовался пилот.
— Четвертого — это как для нормализации внутричерепного давления? — уточнила я и, дождавшись утвердительного кивка, созналась: — Метров с двадцати — двадцати пяти, в зависимости от мощности маскировочной сети.
— На вас применялись подобные заклинания? — продолжил докапываться пилот.
Объяснять он по-прежнему ничего не собирался, а следователь уже вернулся к автофлаксу и теперь нетерпеливо поглядывал на нас, застрявших у распиленной «ласточки».
— Мои родители — дипломированные маги-целители, — все-таки ответила я. — Они никогда не применяли магию непосредственно на мне, но полностью изолировать меня от нее, разумеется, получалось не всегда.
«В связи с чем они и отпустили тебя в эту глушь так легко», — крупным шрифтом обозначилось на лбу пилота. Я поленилась подтверждать очевидное. Рано или поздно гипосенсибилизация поможет, и я смогу находиться рядом с родителями, даже если им приспичит поработать дома. А переживать из-за этого сейчас — только напрасно травить душу.
— Госпожа Кэнвилл, вы согласитесь помочь следствию, если это будет связано с переездом? — посерьезнел пилот.
— Следствие намерено использовать меня в качестве детектора замаскированной магии? — скептически уточнила я, уже осознавая: соглашусь как миленькая. Иначе помру от любопытства. Или сломаю голову, пытаясь сообразить, кому и на кой ляд понадобилось ронять в болото набитую мусором «ласточку» и откуда следователи знали, что людей в ней нет.
