То есть, опять-таки, ничего непоправимого не произошло. А внезапная забота Третьего о правильности моего питания в какой-то мере даже трогательна.
Чем я, спрашивается, недовольна?
Я выругалась и прицелилась скомканной салфеткой в урну. Промахнулась.
Ну чего ему стоило хотя бы сделать вид, что его волнует не только теоретически возможный ребенок, но и я сама? Куда, спрашивается, вся вежливость подевалась?
Под невеселые размышления о последовательности и логичности женского мышления завтрак съелся как-то быстро и незаметно. «Все-таки Его Высочество — козел», — печально постановила я в продолжение предыдущей темы и снова встала из-за стола.
Когда Третий вытащил меня в Шитонг, последнее, что пришло мне в голову, — это необходимость захватить с собой пару книг или, на худой конец, не полениться и найти отдельную сумку для планшета. Грандиозно-кровожадные планы Его Высочества и возможность еще разок погулять по столице оставляли чертовски мало времени на скуку, и я ничуть не заморачивалась, как же организовать досуг.
Зато теперь — не иначе как по закону подлости — времени на скуку оказалось предостаточно.
Инвентаризация рюкзака дала вполне предсказуемые результаты. Помимо сменного белья, неведомо как очутившегося в кармашке черного маркера и полупустого полиэтиленового пакетика с разноцветными резинками для волос (куда они вечно деваются?!), я обнаружила только дырку в подкладке, куда завалилась идентификационная карта и маленькая печенька в шуршащей упаковке, случайно оставшаяся с прошлой поездки в Шитонг.
Печеньку я, подумав, отправила в урну: срок годности у нее еще не истек, датой изготовления стояло двадцать первое мая, — но тот факт, что она не раскрошилась, провалявшись столько времени в битком набитом рюкзаке, вряд ли говорил в ее пользу. Не в меру серьезной девице на идентификационной карте я показала язык — и на этом список доступных мне занятий закончился.
Ну… почти закончился. Еще, конечно, оставался несмываемый маркер и целых шестнадцать неисписанных стен плюс одна телохранительница, но пока моего воспитания худо-бедно хватало, чтобы воздержаться.
А кроме этого оставалось разве что активировать сенсоры и пожаловаться на жизнь маме.
Но тут, если вдуматься, полно подводных камней. За последнюю неделю я натворила много всяких дел, о которых маме не расскажешь. Всего ее философского отношения к жизни не хватит, чтобы спокойно пережить известие о покушении на единственную дочь и ее потенциально возможное пузо. Черт! Вот о пузе точно лучше бы промолчать… стоит ли вообще выходить на связь, если даже свое местоположение сообщать нельзя?
Но мама, как обычно, все сомнения разрешила за доли секунды, не дожидаясь просьб с моей стороны. В сенсорах знакомо щелкнуло, и в висках поселился рабочий зуд, сопровождаемый обеспокоенным голосом:
— Кей, что происходит?
Я подпрыгнула над рюкзаком и машинально спрятала маркер, как будто мама все-таки поймала меня за подрисовыванием истершегося номера автофлакса. И только потом сообразила, что, с точки зрения мамы, у меня всего-навсего не получилось прилететь в Канаиль из-за накладки с делом об упавшей «ласточке», и о незапланированном визите в Шитонг (и тюрьму!) она знать не знает.
— Если что-то происходит, то у тебя, — честно ответила я и уселась поудобнее. — Я в порядке.
— Да? — скептически уточнила мама. — Тогда почему оба телефона выключены, на работе тебя не видели уже пять дней, а какой-то левый мужик утверждает, что ты у него в заложниках?
Я вытаращилась в совершенно непричастный рюкзак.
Третий или Рино, в общем-то, вполне могли сообщить маме, где я и почему не выхожу на связь. Но, во-первых, тогда бы им пришлось либо снова поднять мое личное дело, либо просить у меня, где, собственно, мои родители и как с ними связаться. И во-вторых, им бы и в голову не пришло заявлять, что я заложница! Уж Третий-то так бы расписал мое нынешнее положение, что мама еще и позавидовала б, как я хорошо устроилась!
¬ — Стоп, мам, — я тряхнула головой в надежде, что беспорядочно реющие там мысли улягутся по полочкам. — Я в безопасности. Никто меня не похищал. А телефоны выключены, потому что… черт. Потяни время, хорошо? Сделай вид, что ты ужасно перепугана, на все согласна и сейчас закатишь истерику. Сейчас с тобой свяжется… — я снова запнулась и бессильно закатила глаза.
Как, спрашивается, сказать, кто именно с ней сейчас свяжется и как так получилось, что он за меня вступается?!
— Ты уверена, что мне придется делать вид? — уточнила мама.
Я беззвучно хмыкнула.
— Ты никогда не закатываешь истерики. Подожди немного. С тобой свяжется… черт. Он тебе сам скажет, кто он, а то ты решишь, что меня не только похитили, но и по голове огрели в процессе, — обреченно сообщила я и отключилась, чтобы перебрать в памяти сенсоров недавние входящие сигналы.
Эти координаты я не стала сохранять в списке контактов. Я была твердо уверена, что никогда не стану связываться с ним сама. Как в очередной раз показала практика, твердо уверен всегда только тот, кто полной информацией не то что не владеет — а вообще даже не мечтал ее в глаза увидеть.
