Свеча Дон-Кихота - [75]

Но, конечно, все эти отличные качества у любого критика во многом пропадут втуне, не дойдут до читателя, если он не обладает даром, присущим Каратаеву, — даром рассказчика. Критика лежит на границе науки и искусства, и, переходя эту границу на ту или иную сторону, она изменяет своей сущности. И теперь еще появляются статьи на литературные темы, которые невозможно читать, не вооружившись философским словарем. Как бы ни были содержательны мысли авторов таких статей, они не дойдут до широкого читателя, ибо литературные произведения (а критическая статья — бесспорно литературное произведение), которые требуют для своего прочтения огромного волевого усилия, — вещь на любителя.

Впрочем, не меньшая опасность лежит и в противоположной стороне. Сейчас многие критики пишут уж слишком «ассоциативно и метафорически», насыщая свои статьи огромным количеством таких образов и тропов, которые в современном рассказе или повести выглядели бы столь наивно, что вызвали бы только ироническую улыбку.

Нет, критике подобная орнаментальность, видимо, ни к чему. Главное ее эстетическое достоинство — красота логики, красота последовательности мысли, и художественный образ, когда он появляется на страницах критической работы, должен служить развитию мысли автора, а не возникать только для того, чтобы удивить читателя своей неожиданностью и заковыристостью. («Смотрите: критик, а какое сравнение выдумал!»)

Мухамеджан Каратаев пишет просто, ясно. Читая его, словно беседуешь с умным, много и глубоко думающим человеком, который слишком уважает своего собеседника, чтобы воздействовать на него фейерверочными эффектами. Он не выдает своего мнения за чье-то чужое, общее, не прячется за близкое «мы». Когда это ему нужно для доказательства своей мысли, он использует художественный образ, прибегает к автобиографическим и мемуарным отступлениям.

Большим достоинством Каратаева является его уменье в нескольких строках выразить самую сущность творчества писателя, о котором он говорит. Вот, скажем, предельно сжатая характеристика Сакена Сейфуллина: «Его имя часто сочетается с эпитетом „первый“, и этим сочетанием лучше всего определяется место и значение Сакена Сейфуллина не только в истории литературы, но и в истории своего народа. Один из первых революционеров-коммунистов, один из первых основателей Советской власти в казахской степи, один из первых председателей Совета Народных Комиссаров молодой Казахской республики, он первый из казахов написал об Октябре, первый на казахской земле сложил советские песни, первый создал стихи и поэмы о Ленине, первый обновил и реформировал казахское стихосложение».

Личность критика Каратаева чувствуется в каждой его странице. И вот в нравственной чистоте этой личности — одна из причин высоты его авторитета. Все давно знают, что никакие посторонние, личные, конъюнктурные соображения не могут повлиять на его оценку того или иного произведения. Он, разумеется, может ошибиться, но это будет его собственная ошибка, не зависящая от привходящих обстоятельств. Требовательность и доброжелательность, полное отсутствие вкуса к групповой возне, глубокая неприязнь к стремлению использовать литературу в целях эгоистических и корыстных неотделимы от морального облика критика Каратаева.

Мухамеджан Каратаев всем сердцем любит свою родную казахскую литературу. Но как настоящему интернационалисту-коммунисту это не мешает, а помогает ему любить, ценить и чтить все духовные достижения человечества и, прежде всего, сокровища великой русской литературы и русского языка, на котором написана половина книг казахского критика.

И вот сложение всех названных мной и многих неназванных еще черт и определяет то призвание подлинного критика, которому верно и достойно служит Мухамеджан Каратаев.

Стихия поэмы

Высокий, грузноватый, внешне он по-моему больше похож на грузина, чем на казаха. Мне он напоминает портрет Тициана Табидзе. Конечно, постаревшего Табидзе — в 1973 году Халижану Бекхожину, одному из талантливых представителей нынешнего старшего поколения казахских поэтов, исполнится шестьдесят лет.

Он кажется медлительным, уравновешенным, спокойным, но это представление полярно далеко от его подлинного душевного облика. Он обладает бешеным, взрывчатым темпераментом. Боюсь даже, что этот темперамент обладает им. Но ведь без этого темперамента не было бы и страстной, взрывчатой, часто стихийной поэзии Бекхожина.

Давно признана и принята читателями лирика Халижана, лирика пристального раздумья над явлениями жизни, полная большой любви к родной земле. Казахский поэт тонко понимает природу и умеет сопереживать с ней. Так, обращаясь к ветру, он может воскликнуть: «Мы схлестнулись в борьбе, я лечу, я пою. Я ревную к тебе степь родную мою. Шапку лишь заломлю, бей в лицо с высоты! Степь родную люблю я сильнее, чем ты». Социалистическая родина для лирика — «первый участок великого сада, начало всесветных садов».

Однако X. Бекхожин принадлежит к тому сравнительно малочисленному отряду современных поэтов, у которых эпос преобладает над лирикой и работа над поэмами является главным творческим делом.