Свадебный подарок, или На черный день - [36]

Виктор собирался, когда Нойма приведет Яника к Феликсу, объяснить ему, почему он там, где будет жить с тетей Ноймой, не должен говорить, что у него есть мама с папой, и рассказывать, что был в гетто, что сидел в подвале, и называть ее тетей Ноймой. Яник поймет. Он все понимает. Но ведь может случайно, заигравшись, проговориться. Она, взрослая, и то в постоянном напряжении, чтобы не выдать себя, а он такой маленький, бедный ребенок…

Нет, нельзя ей об этом думать! Нельзя! Надо о другом.

Как Феликс сиял, когда принес эти документы! Вернулся поздно, перед самым комендантским часом. Девочки уже спали, Мария отперла комнату, в которой они с Виктором сидели, и принесла им чай с хлебом. Феликс вошел прямо в пальто и с портфелем.

— Ну, Алина, ты родилась под счастливой звездой!

Она хотела сказать, что звезда тут ни при чем, что это они с Марией. Но он не любит «парфюмерных» слов.

Феликс, не снимая пальто, раскрыл портфель и вытащил почему-то белую холщовую торбочку, а из нее извлек какой-то документ.

— Вот твое удостоверение. — Он положил на стол продолговатую картонку с чьей-то фотографией. — Тебя зовут Марта. Фамилия — Шиховска. Ты Марта Шиховска, дочь Юзефа. Родилась первого июня, правда, тут ты на два года старше, но это ничего. Место рождения — Лодзинский уезд, Зговская волость, деревня Калинек.

Тогда она, правда, всего этого не запомнила. Только, кажется, удивилась.

— А это, — и он вынул какую-то другую, сложенную пополам и светлую картонку, — твоя страховая карточка. В строке «занятие» указано, что ты прислуга. Еще тебе положено иметь такую, — он выложил вторую, серую, — о жаловании. Как видишь, в нее тоже все вписано. Ты каждый месяц работала по двести часов и получала за это по сорок марок. Не богато, конечно, но… — он почему-то посмотрел на Виктора, — все подлинное.

Больше всех удивилась Мария.

— Подлинное?

Феликс не ответил. А она… Она почему-то не обрадовалась. Наоборот, испугалась. Ведь документы чужие. Имя чужое и фамилия. Той женщины, которая на фотографии. Но ей же нужны «арийские» документы.

Виктор, наверно, почувствовал ее состояние.

— Алина, тебе надо все это хорошо запомнить. Фамилию, место рождения, другие подробности.

Феликс его поправил:

— Не Алина, а Марта. И не только запомнить, что тут написано, но и знать многое другое. Например, как выглядит твоя деревня. Хочешь — придумай, хочешь — вспоминай. Ведь родители тебя в детстве вывозили на лето куда-нибудь?

Она кивнула.

— Вот и считай, что это и есть твоя родная деревня.

— Дом, двор. Вспомни, где был колодец, где огород.

— За сараем большой малинник. — Она вдруг вспомнила, как бегала туда с подружкой прятаться.

Малинник был густой и уж, конечно, выше их небольшого тогда роста.

— И еще, — Феликс опять почему-то посмотрел на Виктора, словно спрашивая, продолжать ли. — И еще тебе надо придумать себе биографию.

— Скажем, для начала… — Виктор пришел ей на помощь, — надо найти оправдание, почему волосы крашеные. И вообще — почему у тебя городской вид и не совсем деревенская речь. Насчет волос можно объяснить просто — ты хочешь быть похожей на настоящую горожанку. Завивка у парикмахера не по карману, а эта, как ее…

— Перекись, — подсказала Мария.

— …да, перекись стоит недорого, и ею можно самой выкраситься. Насчет же остального… — Он задумался.

— Слушай, — вмешался Феликс. — А что, если твоя Марта Шиховска рано осталась сиротой и в пятнадцать, или сколько там, лет ее, то есть тебя, привезли в город и отдали в прислуги?

— Хорошо. Спасибо.

— Грамоте ты научилась при дочке господ, у которых служила. — Феликс говорил так уверенно, будто не на ходу, а давно придумал все это. — Скажем, твои хозяева были хорошие люди, видели, что ты смышленая, любознательная, и разрешали сидеть рядом с дочкой, когда та готовила уроки. Заодно ты следила за ней, чтобы хорошо занималась, и сама все запоминала. Словом, что-то в этом роде. Но можешь придумать и что-нибудь другое.

— Зачем другое?

Виктор тоже сказал, что ничего другого придумывать не надо — такое объяснение звучит вполне убедительно.

Сочиняли, что она должна говорить хозяйке, когда придет наниматься.

Потом Феликс еще раз проверил — и как она будет молиться, и как исповедоваться. Дал ей еще один крестик — пусть один носит на себе, а второй повесит на стене, над кроватью. И картинку «Рождение Христа» дал, чтобы повесила рядом. Опять напомнил, чтобы не оставляла у хозяйки своего удостоверения.

Она отвечала, слушала, понимала. И не верила, что все это на самом деле — чужие документы, придуманная жизнь. И что уже скоро, завтра утром, она должна будет уйти отсюда. Что наймется прислугой в неизвестный дом. Будет какой-то Мартой Шиховской. И главное, одна, без Яника. Тогда она и спохватилась:

— А для Ноймы с Яником ты достал?

Феликс помрачнел, и она сразу догадалась.

— Тогда пусть это удостоверение будет для них.

— А я… я вернусь в подвал.

— Никуда ты не вернешься.

— А где ты возьмешь для Ноймы и Яника?

— Нигде. — Феликс замялся. — Нойме тоже придется быть Мартой Шиховской.

— Как?! — Она действительно в тот миг не поняла.

— Сдадим в полицию вот этот, — он из той же холщовой торбочки вытащил «Dowod osobisty»