Эй, ты кто?
Понятно, что он не у себя дома. Значит — у неё. В её постели. Выходит, он был вчера мертвецки пьян, раз лежит голый рядом с голой девушкой. Впрочем, ничего, скорей всего, не было. Между ними.
Он обежал взглядом комнату: ни одного знакомого предмета. Небольшая спальня. Стены выкрашены в беж. Телевизор, шкаф, туалетный столик, двуспальная кровать, тумбочки. И что–то не так. С комнатой было что–то не так, но он не мог понять, что.
Ну–ка, давай еще раз… Шкаф. Обычный платяной шкаф. Телевизор на стене. Туалетный столик, зеркало. Кровать, две тумбочки. Бледный приглушённый свет встроенных в потолок светильников… Ну? Что–то лишнее, или чего–то не хватает. Чего?
Еще раз…
— Давно не спишь?
Голос у неё низкий, глуховатый. Немного пришепётывает.
Он повернулся к ней, встретил прямой взгляд небольших чёрных глаз с огромным зрачками.
И понял. Понял, чего не хватает в комнате.
— Нет. Только проснулся.
— Я хочу тебя.
И ведь действительно хочет. Голос стал ещё глуше, подрагивает, потрескивает, будто бегают в нём электрические разряды. Наверное, вчера у него точно ничего не получилось. Но когда он успел так напиться, до полного беспамятства?
Мысли пронеслись блеклой вспышкой на фоне чего–то поднимающегося изнутри.
Желание. Это было желание — стремительное и обжигающее, неожиданное, как выхлоп перебродившего вина, выбивающего из бочки плохо пригнанную пробку и пенно устремляющегося наружу. Это было абсолютное желание, требующее немедленного и безоговорочного удовлетворения.
Он резко повернулся к ней, обхватил за талию, навалился, прижимая.
Окно. В комнате не было окна.
Губы её были невкусны, солоно–кислы и липки после сна. Грудь тоже не впечатляла упругостью, а талия могла бы быть и потоньше. Но от этого тела веяло такой непреодолимой сексапильностью, что он почти физически ощущал её запах — тревожный, волнующий, горячий и, хотя девушка в целом была совершенно не в его вкусе, его возбуждение достигло предела почти моментально. Это было что–то дикое, неудержимое, неконтролируемое.
Едва он проник в неё (она была влажна так, будто он не меньше часа бурно играл с ней, заводя), девушка застонала, выгнулась, закатывая глаза и закусив губу. А стоило ему пару раз дёрнуться, как её ноги обхватили его талию, сжимая и прижимая, руки обняли за шею, пальцы впились в затылок, а таз её задвигался, то подаваясь навстречу, то раскачиваясь из стороны в сторону.
Он никогда не считал себя, да, собственно, и не был мастером по части ублажения женского пола, поэтому на какой–то миг разбуженная им дикая похотливая страсть даже испугала его. Но только на миг, потому что в следующую секунду она вызвала в нём такой бурный отзыв, что он зарычал, впиваясь зубами в её плечо проникая в неё глубже, глубже, глубже и чаще. Не прошло и минуты, как тело его охватили неудержимые спазмы вслед за частыми и сильными влажными сокращениями её влагалища; он пролился в неё, чувствуя, как обильно и неудержимо кончает она. Оглушенный он истекал не меньше минуты, ощущая только животную яростную похоть и наслаждение, слыша только свое рычание и её всхлипы.
Свалившись с неё, он заметил образовавшееся на простыне большое тёмное пятно ее выделений.
«Ничего себе! — подумал он. — Нет, если вчера между нами что–нибудь было, я бы не забыл такого фейерверка».
— Неплохое продолжение… — слабо произнесла она, вытянув руки за голову, не смыкая разведенных ног и, кажется, продолжая слабо пульсировать.
«Продолжение?.. Значит, вчера…»
— Продолжение? — переспросил он на всякий случай. — Чего?
— Брачной ночи, — ответила она, не глядя на него и даже не приоткрыв усталых век.
Чего?.. Какой ещё к чертям брачной ночи?!
А-а! так она сумасшедшая, точно, вот оно что! Только у психов могут быть такие спонтанные неконтролируемые вспышки животной похоти с моментальным финалом.
«Ну, тогда и ты тоже псих, чувак!» — сказал он себе.
— Мне надо отлить, — произнёс он вслух. — Где у тебя туалет?
Да, отлить, одеться и валить отсюда, пока у неё не случился припадок чего–нибудь другого. Агрессии, например. Ему совершенно ни к чему лишние заморочки с какой–то неизвестной ему шизанутой девкой.
— Всё там же, — вяло отозвалась она.
— Угу.
Он натянул трусы, лежавшие на тумбочке, поискал глазами одежду.
— Возвращайся скорей, — прошептала она, щекотно проводя ногтями вдоль его спины. В её голосе снова трещало электричество.
«Фу ты чёрт, ненасытная какая! Но я тебе не заводной».
Одежды не было видно. Он поднялся, прошлепал по ковролину босыми ногами, остановился у шкафа, приоткрыл дверцу. Пусто. Несколько его трусов, носки, майки. Пара комплектов женского белья. Негусто.
Но откуда здесь взялись его майки? Вон та, с мордой моржа — он купил её неделю назад. Или это не его?
Ладно. Джинсы и рубашку он найдёт, наверное, в гостиной.
«Почему здесь нет окна?»
«Продолжение брачной ночи… Бред какой–то!»
— Эй, Дик, чего ты там застрял, милый? — позвала она с кровати.
Глаза приоткрыла, но ног так и не свела — он видит отсюда её густо заросшее чернотой потаённое место. Могла бы и сбрить эти кущи.
Чувствуя, как в нём снова поднимается волна, он торопливо открыл дверь и вышел, прикрыв её за собой.
