Суперпрочность - [96]

— Вот оно. И перчатка отпечаталась, которую я кофе тогда облила. Но почему-то оно потом оказалось у меня в сумке. Странно всё это.

Света взяла конверт в руки, покрутила и спросила:

— А почему ты адрес наоборот написала? Кому: Изабель Бельской. От кого: миссис Дороти Деус и миссис Сат Моргенштерн.

Бель посмотрела — и правда. Адрес написан наоборот. Как она могла так ошибиться? Спрятала письмо в сумочку.

— Знаешь, Белка, что я думаю? Ты не водись с этими сектантами! С Вадимами, профессорами этими не водись. Лучше, правда, в обычной церкви постоять. После неё такого не бывает, чтобы всё вот так шиворот-навыворот!

— Да они не сектанты. Наоборот — атеисты! — возразила Бель.

— В том-то и верная примета всех сектантов, что все, кто в их сети попадает, уверены, что они не сектанты. Тебя ведь заставили поверить, значит, сектанты. Заставили что-то позволить с собой сделать, значит, сектанты, — уверяла Света.

— Я как была атеисткой, так и осталась! — ответила Бель с жаром.

— Белка! Ты веришь в существование миссис Дороти Деус и миссис Сат Моргенштерн. Письма их к тебе приходят, написанные твоим почерком.

Бель растерялась. А ведь и правда — она верит в существование Дороти Деус и Сат Моргенштерн. Она видела их дважды своими глазами и нашла других людей, которые их не только видели, но и от них пострадали.

— Послушай меня. Сходи в церковь. Просто свечку поставь, может, пройдёт морок! — уговаривала Света.

Белка поблагодарила за совет и больше спорить не стала.

* * *

Вернувшись домой, Бель распечатала конверт. На красивом листе бумаги, тиснённой вензелями и гербами, было написано её рукой:

«Почему — самый разрушительный вопрос для человека. Сат Моргенштерн.

Почему — самый созидательный вопрос для человечества. Дороти Деус»

* * *

Кажется, Изабель изначально приняла неверное решение, и обращаться ей нужно было к психиатру. Она спрятала письмо в конверт и убрала зачем-то обратно в сумочку.

4 июля, ночь

Маму выписали. По дороге домой в такси Бель рассказала ей, что попала в аварию, схлопотала сотрясение мозга и из-за этого потеряла работу.

— Я пока не знаю, на что мы дальше будем жить. Неизвестно, когда снова смогу работать, — завершила дочь.

— Если не пройдёт, поменяем квартиру на «двушку» в Подмосковье с доплатой, и до конца жизни хватит по копеечке, — спокойно ответила мама. — Я давно могла так сделать и жить, ни в чём себе не отказывая. Хотела тебе оставить на будущее, чтобы твоё дитё росло в твоей детской и от метро недалеко.

Дома мама попросила денег, Бель ещё раз объяснила, что нужно пока экономить. Она заранее купила продуктов достаточно, чтобы пережить ядерную ночь, и запас сигарет. Мама была недовольна, Бель уехала к себе и до вечера металась по квартире, пытаясь слушать и не смотреть. Телефон разрывался от звонков работодателей, предлагающих продавать недвижимость, инвестиционные продукты, страховки и всё остальное, что продаётся. Некоторые звонили по два раза. Бель перепроверила резюме, не указала ли она вместо «дизайнер» случайно «продавец». Нет, всё верно. Приписала в комментариях: «Продажи не предлагать», но звонки продолжились.

Вечером вернулась к маме. В квартире стоял запах алкоголя. Орал телевизор.

— Малышка, Малышка, пойдём гулять, — позвала Бель.

Никто не откликнулся. Пьяная мама спала на продавленном диване в большой комнате. Бель ещё раз позвала собачку. За диваном никого. Прошла по комнатам, заглянула под мебель. За креслом обнаружила флягу, полную новой заправки для браги. Малышку Бель не нашла.

Ночью кто-то трезвонил в дверь. Мама пыталась открыть, но ключей от нового замка у неё не было. Мама ругалась, долбила кулаками в дверь Бель, бранила её словами на «с». Белка надела наушники, чтобы её не слышать, но слышала всё равно. Через некоторое время Бель почувствовала запах газа, выбежала на кухню. Мама открыла газ, и он с шумом вырывался из всех конфорок. Бель выключила его, распахнула окно и, услышав шорох, поспешила в коридор.

— Малышка, это ты? Малышка, Малышка! — звала она, но это была не Малышка.

Выбежав, Бель забыла закрыть дверь своей комнаты на ключ, и мама орудовала там в поисках денег. Сумочка дочери лежала под подушкой, и мама ещё не успела до неё добраться, а паспорт на полке уже нашла. Она, шатаясь, стояла перед Бель босая, растрёпанная, с безумными блестящими карими глазами, махала паспортом и смеялась:

— Вот что у меня есть! Вот что есть! Сейчас порву! Давай деньги, тварь! Давай деньги, или порву!

Бель метнулась к ней, схватила за фиолетовые ещё запястья и зафиксировала руки. Мама попробовала вырваться, но не смогла и впилась ей в кисть гнилыми зубами что есть силы. «Всё как раньше», — подумала Бель, но теперь рук не отпустила. Раньше, когда мама кусалась, Бель всегда кричала от невыносимой боли: мёртвая хватка маминых челюстей оставила несколько шрамов на её прошлых руках. Теперь они стояли в тишине, мама хрипло дышала. Изабель чувствовала её тепло и тяжёлый перегар. Начала медленно поднимать руки выше, чтобы маме стало неудобно. Теряя позиции, мама, как заправский боец, ударила дочь коленом по ноге. Бель не дрогнула. Она поднимала свои сильные руки выше, выше, мама фактически уже висела на зубах и, наконец, ослабла. Обмякла вся, разом, выронила паспорт, разжала зубы. Бель аккуратно отпустила руки. Мама сползла на пол, села у неё в ногах, как будто обессиленная, но тут же расправилась, как пружина, вскочила и кинулась прочь из комнаты.