Суперпрочность - [6]
Внутри у Бель что-то оборвалось. С ней случилось, похоже, нечто ужасающее! Она невольно стала участницей какого-то бесчеловечного эксперимента и не помнит об этом. Чтобы скрыть нахлынувшую панику, она закашлялась, закрыв лицо руками. В пальце ноги снова побежала знакомая колика.
— Недавно, — ответила она, не зная, что ещё сказать.
— А где, если не секрет? Очень хочется изучить эту технологию.
— Это пока эксперимент, и я не могу о нём говорить, — ответила Бель, запинаясь и придумывая на ходу.
— Неразглашение. Понимаю, — кивнул доктор. — Но тогда лучше всё же обращаться туда, где вам их установили.
— Хорошо, — ответила Бель, стремясь поскорее закончить неприятный разговор и покинуть кабинет. — Спасибо.
Перепуганная Бель прислонилась спиной к холодной стене в пустом коридоре клиники. О возвращении в офис сегодня не могло быть и речи. Произошло что-то непонятное! Её трясло, мысли путались в голове — надо побыть одной и как-то со всем этим разобраться! Она набрала номер начальницы:
— Наталья Андреевна, я не смогу сегодня прийти в офис. Назначили дообследование, надо делать. И, как я понимаю, это не на один день. Можно я отпуск возьму на пару недель?
— Белла, с вами всё в порядке? Помощь нужна? — уточнила начальница, для которой Бель была эталоном сотрудника, а значит, ни одно её слово не могло быть поставлено под сомнение.
— Нет, спасибо, ничего страшного. Просто тот случай, когда лучше перестраховаться и всё как следует проверить.
— Хорошо. Заявление на отпуск по электронной почте отправьте, я подпишу. И если что — звоните сразу, не стесняйтесь.
Теперь домой. Поскорее укрыться в своей берлоге, чтобы никто не видел, как ей страшно! Она неслась по шумным улицам почти бегом, не замечая весны, отражающейся улыбками на лицах прохожих. Белле было не до улыбок…
Ворвавшись в квартиру, Бель зачем-то закрыла все дверные замки и щеколду и рухнула в рабочее кресло у стола. «Ой, мамочки! Что же со мной происходит!» — паниковала она. Вот до чего доводит «лишняя капля»! Почему же она, которая обычно помнит каждое сказанное слово, не заметила, как ей заменили мизинцы? И почему мизинцы? Если её похитили, чтобы что-то ампутировать, то, скорее всего, почку! Бель кинулась к зеркалу и принялась изучать своё тело в поисках шрамов от операции, щупала живот — ничего не болело, но страх крепко схватил её, сердце ухнуло в пятки и бешено там колотилось, а в пальце ноги бежали колики. «Да что происходит-то! Что не так с этими пальцами и с этим миром? Прекратите это немедленно!» — кричала Бель без слов. Может быть, позвать Влада и всё ему рассказать? Одна голова хорошо, а две лучше! Но что ему рассказать? Что врач ей сегодня сказал, что у неё вместо пальцев протезы, но она не знает, как это произошло? Нет… Пожалуй, не стоит своему парню этого говорить. Или позвать Катьку? Она самая умная и толковая, придумает что-нибудь. Но то, что знает одна подруга, знают все подруги. А что знают подруги, знает всё село!
«Надо успокоиться и разложить всё по полочкам. Надо всё вспомнить! Спокойно, без психов, всё вспомнить и продумать!» — уговаривала себя Изабель. Она достала большой лист белой бумаги, разложила на полу, взяла пачку фломастеров, уселась рядом. В середине листа написала красным: «Два мизинца — протезы» и стала выписывать на лист всё, что роилось в её голове. Там появились и Влад, и Катька, и бабушки-сектантки, и почка, и работа, и подробности того вечера, и даже полиция. Саймон присоединился к занятию, с удовольствием таскал у неё фломастеры и загонял их под шкафы. Рисование и борьба с котом позволили Бель немного успокоиться. Главное — она жива и лишилась всего пары мизинцев. Хотя наличие остальных органов всё же стоит проверить.
В результате вываливания содержимого головы на лист сложилась вот такая картинка. В ту ночь, когда Бель осталась в женском клубе наедине с коварными старушками, они угостили её шампанским, в которое что-то подмешали. Дальше она ничего не помнит, а бабушки отвезли её куда-то, сделали ей операцию, а потом вернули обратно за столик. Зачем им это нужно — неизвестно. Возможно, им просто понадобился для чего-то её генетический материал. Но почему тогда именно мизинцы? Ей не понять их намерений. У неё есть только факт: два мизинца-протеза. Теперь ей самой надо с этим разобраться, обследоваться, пересчитать все органы и пальцы, восстановить цепочку событий насколько возможно, а потом рассказать о случившемся подругам и Владу и подать заявление в полицию.
Худшее, что может случиться с человеком, — это неизвестность. Когда знаешь, как действовать, жить становится лучше, жить становится веселей. Бель потрепала Саймона, кот благодарно заурчал в ответ.
— Сайм! Ты пока будешь единственным поверенным в эту страшную тайну. Храни её, не разболтай никому, слышишь! Будь хорошим котом!
Мысль о пальцах-протезах была отвратительна. Пальцы ведь не вернёшь! Хотя… Может быть, старушки их положили в холодильник, и, если их быстро найдут, можно будет пришить обратно её родные натуральные пальчики. Изабелла решительно сняла носки с зайками, чтобы приучить себя к новой реальности, и опешила! У неё было четыре протеза. Четыре пальца на ногах были похожи на кукольные, без ногтей! Она смотрела на пальцы не отрываясь и не верила своим глазам! Нет! Этого не может быть! Врач при ней посчитал протезы, их было два! Или она пошла не к тому врачу и ей нужен психиатр?
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.