Суперпрочность - [40]

— Изабель, поймите, как бы то ни было, у вас нет возможности сейчас так остро воспринимать боль! Это единственная закономерность, которая чётко прослеживается: боль — изменение тела. Уменьшить число травмирующих событий, которые валятся на вашу голову, у нас вряд ли получится. Разве что заточить вас в высокой башне, но, судя по рассказу, вы и там себе приключений найдёте. Пока мы не придумали что-то ещё, вам нужно учиться, уж простите за банальность, не принимать всё близко к сердцу! Не спорьте! Вам нужно это обдумать — такие вопросы требуют серьёзного обдумывания! Завтра мы увидимся?

— Только днём. Я теперь безработная, так что могу бездельничать. А вечер как раз занят. Встречусь с подругами, буду им плакаться на жизнь, не упоминая протезы, конечно.

— Это правильно. В вашем случае это как для других исповедь у священника или посещение психотерапевта. Я заеду к двенадцати, если не возражаете. У собачки будет прекрасная возможность нагуляться.

* * *

Хорошо говорить: не принимай близко к сердцу. Как можно не принимать близко к сердцу лежащую в сумочке трудовую книжку? Вспомнив события дня, Изабель испугалась, как бы не получить ещё пару кукольных частей тела только от воспоминаний. Она переложила трудовую книжку из сумочки в ящик стола, к другим документам. Легче от этого не стало.

Позвонила Владу, мило с ним поворковала. Рассказать ему об увольнении пока не смогла: любимый точно не поймёт её опрометчивого поведения. Для любого рационального человека оно покажется странным и беспечным, а Влад был очень рациональным человеком. Он терпел бесконечные несправедливые нападки своего сумасбродного руководителя только потому, что выжидал, когда сможет занять его место, караулил момент карьерного роста. «Обрадовать» подруг тоже лучше при встрече.

В мессенджере высветилось сообщение от уволенного заочно сидельца — менеджера по проектам Артёма: «Белка, ты герой! Ребята написали, как ты умыла кадровичку. Это было красиво! Жаль, я не видел своими глазами! Спасибо, что вступилась за нас». «Дура я, а не герой. Дура дурацкая», — подумала Бель, но в ответ отправила улыбающийся смайлик и пожелание хранить гордое терпение во глубине сибирских руд административного ареста.

Бель впервые стала такой «героиней». Всегда считала, что геройство и самопожертвование — самый глупый и никчёмный из всех видов альтруизма. Героям ставят памятники посмертно и, бывает, даже помнят их фамилии, но кем был человек, рискнувший собой ради других, что он потерял, что потеряли те, кто его любил, — никого не трогает. Она много думала о ребятах, которые недавно вышли на мирные протесты в одной далёкой близкой стране. Некоторые из них потом отказались уехать за границу, порвали паспорта и отправились в тюрьму. Они не сделали по сути ничего преступного, кроме того что думали иначе, чем было положено, и получили огромные сроки заключения за мнение и смелость его выразить. И хоть она много об этом думает, но сейчас не может вспомнить имён этих героев. Кто-то плачет о них, своих детях, или своих матерях и отцах, а они оставляют бесценные минуты, часы, годы жизни в тюрьме, в неволе, в созданном на земле аду, в который официально помещают тех, кого судом имени пожелания левой пятки диктатора сочли достойным «чистилища». Такова истинная цена геройства, и ей, при обилии событий на жизненном пути, не стоило ещё и геройствовать. Так думала Бель до сегодняшнего дня. Но когда она сама попала между двух огней, оказалась перед выбором сделать или отсидеться в кустах, оказалось, что выбор этот устроен совсем иначе, вовсе не прагматично. И не только потому, что она горела желанием кому-то помочь, кого-то спасти. Нет. Поступила так, как сочла нужным поступить. Не ради памятников или своего имени, начерченного гвоздём на заборе офиса с припиской: «Любим, помним, благодарим». Ради сохранения в себе того самого человека, о котором так много болтают, но которого так мало кто может позволить сохранить в себе. Человека с правом думать, говорить и действовать. Поэтому не герой — просто человек или просто Белка. И не ради них — ради себя самой. Результат предсказуем: она безработная, и сколько о высоких материях ни рассуждай, денег от этого в кошельке не прибавится.

Теперь можно выбирать себе занятие из множества вариантов: завещание написать, поискать информацию про лечение маминой французской болезни или резюме для поиска работы составить. Выбор шикарный: что ни вариант — подарок судьбы! С ума бы не сойти от таких подарков.

«А точно! Хорошо бы пообщаться со «счастливым» сумасшедшим приятелем Константина Андреевича. Мы с ним можем понять друг друга как никто другой. Свидетели старушек. Там, где «разумным» не осознать, тот, кто за гранью разума, не помешает! Надо завтра спросить профессора, возможно ли организовать такую встречу», — подумала Бель.

Заботиться о режиме дня больше не было необходимости: подъёмы по утрам отменяются, на работу успевать не нужно, а значит, и спать вовремя ложиться не нужно. Резюме до понедельника терпит, завещание потребуется, похоже, больше чем через месяц, а на изучение неприличной болезни есть ещё неделя. Бель достала чистый лист бумаги и написала на нём красивым каллиграфическим почерком: