Суперфадж - [8]
— Очень плохо, Питер. Если не ты, то кто же?
Я надеялся, что мама добровольно выдвинет свою кандидатуру. Надеялся, она скажет: «Я понимаю, как тебе не хочется собирать Черрины какашки…»
Но вместо этого она сказала:
— Слушай, Питер, тебе придётся принять трудное решение. Хочешь оставить Черри — будешь за ним убирать. Иначе мы с папой подыщем для него хорошую ферму где-нибудь за городом…
Я не стал ждать окончания.
— Черри — на ферму? — заорал я. — Шутишь? Он городская собака! Моя собака!
— Что ж, тогда… — мама улыбнулась.
Я понял.
Мама купила специальный совок с мешочком: собираешь туда всё, потом бросаешь в мусорный бак.
Поначалу я весь измучился, пока приспособился. Теперь-то я эксперт. Но это всё равно отвратительно. Почти так же отвратительно, как Тутсины подгузники. Научить бы Черри пользоваться туалетом — вот было бы удобно, особенно зимой: а то сейчас заледенеешь весь, пока он надумает. Знаю, Черри не виноват, у собак свои заморочки. И когда он дрыхнет у тебя в ногах или вылизывает лицо, понимаешь: оно того стоит.
Черри как раз заканчивал, когда откуда ни возьмись выскочила Шейла Тубман.
— Вы, кажется, переезжаете?
Я кивнул, сгребая то, что наделал Черри.
— Хорошо. А то я боялась, это всего лишь слухи. Жду не дождусь, чтоб вы уехали. Не придётся больше терпеть запах этой вонючей собаки.
— Моя собака не воняет! — крикнул я, завязывая какашечный мешок.
— А ты его нюхал, Питер?
— Да, постоянно нюхаю.
— Наверное, ты не замечаешь, оттого что и сам так же воняешь. — И она двинула прочь.
— Эй, Шейла! — крикнул я.
— Да? — она обернулась.
— А мне плевать!
— Питер Хэтчер, какой же ты мерзкий!
— На себя посмотри! — с удовольствием сказал я.
— Н-да? И что я увижу?
— Я-то знаю, да тебе не скажу.
— Ха-ха, очень смешно, — сказала она. — Вы с твоей вонючей псиной та-а-акие смешные!
— Ату её, Черри! — сказал я. Черри зарычал, потом залаял, и это правда было очень смешно, поскольку он не знал, что такое «ату». Но Шейла-то не знала, что он не знает, и как завопит, и как драпанёт к дому. Увидев, что она побежала, Черри помчался за ней, восторженно лая — он решил, что с ним играют. От неожиданности я упустил поводок, пришлось бежать следом.
— Черри, Черри, место! — закричал я, потому что он прыгал вокруг Шейлы, пытаясь лизнуть её в лицо.
Шейла продолжала вопить.
Наконец из подъезда вышел Генри.
— Что у вас тут происходит? — спросил он, поймал Черри за поводок и вручил мне. Я похлопал псину по макушке.
— Это всё Питер Хэтчер! — выдохнула Шейла. — Он сказал собаке ату меня, и она меня ату!
— Ничего он тебя не ату!
— Нет, ату!
— Да ты даже не знаешь, что такое ату, — говорю.
— Вот ещё, знаю!
— Н-да? И что же это?
— Это значит… это как… как микробами заразить, — сказала Шейла. — Тот, кого ату, тоже заражается.
Я скрючился от хохота.
— Ты слышишь, Генри? Слышишь, чего она несёт?
— Слышу, — сказал Генри. — Попрошу тебя не заводить собаку в дом, пока она не угомонится. Пойдём, Шейла. Сначала тебя провожу.
— Я так рада, что он съезжает, — хлюпнула носом Шейла. — Надеюсь, он не вернётся. Должен быть какой-нибудь закон…
Я долго ещё смеялся. Кажется, Черри тоже.
Утром в день переезда мама разбудила меня в шесть. Мне оставалось ещё упаковать коробку с вещами первой необходимости. Но сначала выпить соку. После сна мне всегда хочется пить. По дороге в кухню я заглянул к Тутси. Она гулила, разглядывая карусель, подвешенную над кроваткой. Она вся была обклеена марками. Тутси обклеена, не карусель. Марки были на руках, на ногах, на животе и на лице. Одна красовалась даже на макушке, и на каждой пятке было по марке.
— Ма-ам! — крикнул я.
— Что?
— Тутси!
— Но я только…
Я не стал дожидаться, пока она доскажет.
— Скорей, мам! — крикнул я.
Мама влетела, на ходу застёгивая юбку.
— О нет! — она увидела Тутси. Потом рявкнула: — Фадж!
— Привет, мамочка, — промурлыкал Фадж, вылезая из-под кроватки Тутси. На нём была маскировка: чёрная оправа от очков с приделанным резиновым носом, бородой и усами. Он купил её за наклейки с четырёх пачек хлопьев плюс двадцать пять центов.
— Это ты сделал с Тутси?
— Да, мамочка, — он включил свой голос-лучшего-маленького-мальчика-в-мире.
— Зачем?
— Меня Тутси попросила. — Он влез на борт кроватки и немножко потряс Тутси. — Правда же, ты меня просила? Хорошая девочка, хорошая малышка.
— А-а-а, — сказала Тутси и брыкнула ногой.
— Ты очень плохо поступил, — сообщила мама. — И я на тебя очень рассердилась.
Фадж поцеловал мамину руку.
— Я люблю тебя, мамочка.
— Сегодня тебе это не поможет, — отрезала мама.
— А я тебя всё равно люблю, — он поцеловал ей вторую руку. — Ты лучшая мама в мире. Разве ты не любишь своего маленького мальчика?
— Люблю, но всё равно я на тебя сердита. ОЧЕНЬ! — И она шлёпнула Фаджа.
Он хотел зареветь, но вдруг передумал.
— Не больно.
— Хочешь, чтоб стало больно?
— Нет!
— Тогда больше никогда такого не делай. Понял меня?
— Да!
— Мам, — говорю, — а я думал, ты против физического насилия.
— Да, против, — сказала мама, — но порой об этом забываю.
— Слушай, я не возражаю, если хочешь шлёпать Фаджа — шлёпай, пожалуйста. Раз в день хороший шлепок только пойдёт ему на пользу.
— Нет, нет, нет, — взмолился Фадж, прикрывая мягкое место.
