Сумрачный рай самураев - [14]
- А, это пожалуйста. Предоставлю. Полный расклад. Мне важно получить твое принципиальное согласие.
- Да согласен, конечно! - воскликнул Голицын. - Но опять же: почему я? Я ведь не профи. Неужели у тебя в конторе нет своих профессиональных сыскарей?
- Ну козлов везде хватает, даже у меня в конторе. Они злы только шлюх по борделям трахать, а как до дела доходит... Я поясню, почему ты. Очень велика вероятность, что Алиса направилась в Москву. Территория тебе известна, а свои личные решительные качества ты уже успел показать, за что тебе и браво, кстати.
- Спасибо, - молвил Голицын, поморщившись, поскольку считал, что на самом деле успел он показать качества самые дебильные. - Только почему обязательно в Москву? Почему не на Сейшельские острова?
- Видишь ли, она только два месяца как оттуда вернулась. Она там проработала полгода в медиа-холдинге "Лифт".
- А, знакомое заведение, - кивнул Голицын.
- Вот видишь!.. Да, так она там представляла мои, так сказать, негласные интересы, и работала под чужим именем. Впрочем, настоящего ее имени я не знаю.
Голицын вздел брови и изумлении.
- Как такое может быть?
- Дело в том, что когда мы с ней встретились впервые, при ней, как говорится, не было ни паспорта, ни биографии. Но обстоятельства этой встречи были таковы, что во мне взыграло благородство, и я запретил и себе, и кому бы то ни было еще копаться в ее прошлом... А, документы мы быстро родили, благо это сейчас не большая проблема. Я подозреваю, что вчерашняя история это отзвук каких-то московских разборок. В этом деле надо разобраться. Найди, ее Голицын. Назови любую сумму. В любой форме: чеком, налом, переводом, кредиткой. Она - моя правая рука, и не только в бизнесе...
"И кажется, мое правое сердце", - пронеслось у Голицына в голове, но озвучивать этот сомнительный тезис он не стал, а спросил:
- А, правда, что она выполняла функции киллера?
- Кого-кого?! - Нику пришлось бережно поддержать челюсть рукой. Она-то? Нет, разумеется. Антикиллер, скорее. Просто это у нее такой юмор своеобразный, если ты заметил. Так возьмешься, Дима?
- Возьмусь, - отозвался Голицын, ощущая волны разрушительной решительности в груди. - Ты делаешь предложение, которое невозможно принять и поэтому от него нельзя отказаться... Но возьмусь не из денег, учти. Просто она мне понравилась - это я сразу говорю во избежание всяких заморочек.
- Я не ревнив, - не слишком весело признался Ник, - ее ревновать - все равно, что ревновать Богоматерь к прихожанам... Есть в мире вещи и посвятее священных прав собственности.
- Это бесспорно, - признал Голицын, слегка удивившись этому микро-взрыву религиозной сентиментальности.
- Значит, я могу надеяться на тебя?
- Надеяться - нет, но рассчитывать можешь...
Часть третья
Москва, как много в этом звуке бессмысленной духовной муки. Имея привычку всякое безнадежное дело доводить до конца, Голицын принялся за поиски иголки в сердце солнца со старомодной последовательностью и педантичностью.
Дело-то было ясное, что, впрочем, никак не свидетельствовало о его легкости. Ассоциировать ясность с легкостью - это распространенная ошибка. Напротив, ясность - это величайшая тяжесть. От света правды всегда темнеет в глазах, не правда ли?
Именно такую безнадежную ясность в расследование внесли первые же добытые факты. "Фольксваген" преследователей в Праге уже год как числился в угоне. Он и в самом деле был снабжен гоночным двигателем. Это Голицын правильно угадал. Но что толку? Этот след уверенно привел в тупик.
В Москве первым долгом Голицын съехал со своей квартиры и переехал в роскошные апартаменты на Кутузовском проспекте, которые до этого снимала Алиса. На этом Ник настоял. Он был убежден, что так Голицын больше проникнется той атмосферой, в которой жила Алиса, и быстрее "возьмет след". У этого пожарного переезда была и приятная сторона: прекратились неизбежные случайные встречи с Ксенией на улице. Больше не нужно было делать равнодушные глаза, расточать дежурные улыбки, произносить ничего не значащие фразы. Ему даже стало казаться, что все эти симптомы судорожной безнадежности прошлой любви оставили его навсегда.
Первый визит Голицын нанес топ-менеджеру холдинга "Лифт". Анатолий Михайлович, вальяжно-важный мужик с ухватками бывшего гэбиста ("экс-гебециониста", как говорят в народе), принял Голицына радушно-равнодушно, легенду о несчастной любви выслушал очень внимательно, не веря ни единому слову, глядел совершенно никакими глазами, извивался, змеился, егозил. Никакой новой информации от него добиться было невозможно... Увы, молодой человек, сочувствую горю, но Ника Евгеньевна два месяца как уволилась. Жаль, жаль, при ней "Лифт" резко пошел вверх, в гору, можно сказать пошел... Нет, она не оставила никаких координат для контактов... Нет, где ее можно отыскать, он не имеет никакого представления.
Эта сверкающая сволочь в подтяжках, даже если бы что и знала, соврала бы из верности профессиональной привычке. Что делать? Пришлось, зажав пальцами ноздри, нырять на самое золотое, вонючее московское дно. Впрочем, ничего это ныряние, кроме тривиальной истины, что злачно место не бывает пусто, а пусто место не бывает свято, Голицыну не принесло. Уж он весьма конкретно прошерстил все возможные тусовки: и режиссерско-актерскую и криминально-банкирскую. Шейпинг, стайлинг, фрикинг, хакинг, визаж, татуаж, арт-бомонд, пост-модерн, экс-совок, фитнесс, топлесс, де филе, сауна, фауна, икебана, бордель, кардан, распредвал, адвертайзинг, менеджмент, маркетинг, Мавзолей, "идущие вместе в одно место", лимоновцы, омоновцы, буддисты, кришнаиты, фанаты, попса, рок, кислота, байкер, имиджмейкер, провайдер...
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.