Сумерки - [132]
— Ах! Значит, это всё-таки ты!.. — сказал он, и его лицо налилось кровью. И, сделав шаг вперёд, крикнул таким страшным голосом: — Вон отсюда! — Близ стоящие кони так и присели на задние ноги. — Все прочь! А ты, — тут он указал рукой на князя Кирилла, — вытаскивай меч, чтобы сегодня же закончить наше знакомство!
И быстрым движением вырвал из ножен меч. Но Коструба, Грицько и юршевские мужики преградили ему дорогу к князю Кириллу.
— Не забудь, досточтимый боярин, — заговорил старейший кмет, — что ты на мирском суде, а не в степи… Тут дело идёт о нашей шкуре, мы должны знать, кто у нас голова. Знаем и мы, что у вас свои счёты, и охотно поможем свести как надо. Мы все будем свидетелями правоты божьего суда. Но покуда подтверди своё право на волость покойного боярина Василя Юрши!
На это ратники закричали:
— Мы все будем порукой за его право, а грамоту распишем на спинах этих бродяг!
Андрийко немного успокоился и, склонив голову перед миром, произнёс:
— Прошу прощения перед громадой за слова и поступки воина, привыкшего сначала рубить, а потом уж предъявлять права. У меня тройная порука. Первая — сила моя и моих ратников. Она такая же, как и у князей Глинских, а то и побольше, чем у них. Другая — вот это дворище, что уже более двухсот лет принадлежит роду Юршей. А вот и третья…
Тут Андрийко извлёк из-за пояса завёрнутую в платок грамоту великого князя Свидригайла.
Грамота, есть грамота! — воскликнули ратники и мужики и сразу же кинулись за священником, чтобы он её прочитал. Старенький священник выполнил желание громады. Однако когда грамота была прочитана, князь Кирилл громко расхохотался и сказал:
— Вижу, что ты, рыцарь Андрий, совсем взбесился, коли слушаешь смердов. Им-то какое дело до тебя и нас? Да и что такое грамота? Клочок телячьей шкуры. Да и где Свидригайлу уследить за выполнением наказов, к тому же ни один бес и не чихнёт на его писанину. Коли есть у тебя сила — иное дело, но тоже не мужицкое! Ха-ха! И гляди, рыцарь, как бы и тебе, подобно твоему батюшке, не свернуть шеи на мужицкой правде!
Сказав это, он вытащил меч из ножен.
Грицько крикнул:
— Все слышали, о чём говорит грамота?
— Все, все! — хором ответили мужики и ратники.
— Коли так, — заявил, как смерть, побледнев от страшного гнева молодой Юрша, — то я беру под свою руку волость, а после меня, сами понимаете, — тут он указал на князя Кирилла, — после меня, до приезда из Волыни дяди, воеводы Михайла Юрши, либо кого иного, у кого будет грамота от русского или литовско-русского великого князя, поручаю управление Ивану Кострубе. Все вы свидетели моего завещания.
— Будет так, как пожелал, досточтимый боярин! — сказал старейшина громады. — Пусть бог и святые угодники берегут тебя и правду, пусть дадут тебе, силы ради той правды одолеть супостата. Как ты и твой род был за громаду, так теперь мы все за тебя!
— С богом в бой! На суд бродягу! — кричали мужики, а ратники обнажили мечи, и подняли топоры, чтобы никто не помешал бы свершиться божьему суду.
Стремительно кинулись в бой противники. Князь Кирилл, точно хищная птица, с диким клёкотом налетел на молодого Юршу и осыпал его градом молниеносных ударов. Андрийко же поначалу подставлял щит, да поворачивался лицом к врагу и лишь изредка наносил удар по щиту противника, и тогда летели, точно щепки, осколки металла и куски кожи. Меч князя уже исчёркал гладкую поверхность шита узорами, но ещё ни разу не коснулся ни шлема, ни панциря боярина. Наконец первый бешеный порыв миновал, оба противника поостыли и лишь обменивались ударами. Князь Кирилл, видимо, унаследовав дикую натуру своих предков степняков-татар, был неизмеримо быстрей Андрия, потому его движения были необдуманны, внезапны и быстры. Однако ему явно недоставало в единоборстве опыта к рыцарского хладнокровия. Поединок для князя был не обычным, каждодневным рыцарским занятием, повседневной работой, а взрывом злобы грабителя, у которого отобрали добычу. Поэтому Андрийко в первые минуты сдерживал свой порыв отомстить за смерть отца и захват усадьбы и полностью владел собой. А когда увидел, что его противник начинает уставать, решил нанести свой последний удар.
Подобравшись весь, он наклонился слегка, словно хотел заглянуть противнику в глаза, и двинулся вперёд. Громкие крики радости приветствовали его. Юршевцы, глядя на ловкость князя и медлительность Андрия, начинали уже опасаться за своего боярина. А он, напирая щитом и левым плечом, наносил удары по правому плечу противника. Эти удары обрушивались на щит князя Кирилла всё чаще и чаще. Тщетно старался он отбивать их мечом. Андрий наступал и упорно бил по щиту, и князю приходилось медленно отступать. Рука немела, болела, а отбитый меч относило чуть не до бедра. Князь выбивался из сил. Тогда Андрийко стрелой ринулся вперёд и ударил щитом противника так, что тот едва устоял на ногах. В следующее мгновение кладенец уже повис над головой Глинского — тот поднял щит и меч, думая, что удар снова будет нанесён справа, но кладенец Андрия обрушился со страшнейшей силой слева, на защищавшую шею карацену.
Сталь не прорвала её до конца, но, прорезав несколько десятков колец, рассекла шейные мускулы. Точно подрубленный дуб, свалился князь в пыль, роняя меч и обломки щита. Отбросив кладенец, Андрийко наклонился над умирающим.
Опубликованный в 1929 роман о террористе Б. Савинкове "Генерал БО" переведён на немецкий, французский, испанский, английский, польский, литовский и латышский. Много лет спустя, когда Гуль жил в Америке, он переработал роман и выпустил его под названием "Азеф" (1959). «На первом месте в романе не Азеф, а Савинков… – писала в отзыве на эту книгу поэтесса Е. Таубер. – Пришёл новый человек, переставший быть человеком… Азеф – просто машина, идеально и расчётливо работающая в свою пользу… Более убийственной картины подпольного быта трудно придумать».
В книге две исторических повести. Повесть «Не отрекаюсь!» рассказывает о непростой поре, когда Русь пала под ударами монголо-татар. Князь Михаил Всеволодович Черниговский и боярин Фёдор приняли мученическую смерть в Золотой Орде, но не предали родную землю, не отказались от своей православной веры. Повесть о силе духа и предательстве, об истинной народной памяти и забвении. В повести «Сколько Брикус?» говорится о тяжёлой жизни украинского села в годы коллективизации, когда советской властью создавались колхозы и велась борьба с зажиточным крестьянством — «куркулями». Книга рассчитана на подрастающее поколение, учеников школ и студентов, будет интересна всем, кто любит историю родной земли, гордится своими великими предками.
«Стать советским писателем или умереть? Не торопись. Если в горящих лесах Перми не умер, если на выметенном ветрами стеклянном льду Байкала не замерз, если выжил в бесконечном пыльном Китае, принимай все как должно. Придет время, твою мать, и вселенский коммунизм, как зеленые ветви, тепло обовьет сердца всех людей, всю нашу Северную страну, всю нашу планету. Огромное теплое чудесное дерево, живое — на зависть».
«Посиделки на Дмитровке» — сборник секции очерка и публицистики МСЛ. У каждого автора свои творческий почерк, тема, жанр. Здесь и короткие рассказы, и стихи, и записки путешественников в далекие страны, воспоминания о встречах со знаменитыми людьми. Читатель познакомится с именами людей известных, но о которых мало написано. На 1-й стр. обложки: Изразец печной. Великий Устюг. Глина, цветные эмали, глазурь. Конец XVIII в.
Во второй том вошли три заключительные книги серии «Великий час океанов» – «Атлантический океан», «Тихий океан», «Полярные моря» известного французского писателя Жоржа Блона. Автор – опытный моряк и талантливый рассказчик – уведет вас в мир приключений, легенд и загадок: вместе с отважными викингами вы отправитесь к берегам Америки, станете свидетелями гибели Непобедимой армады и «Титаника», примете участие в поисках «золотой реки» в Перу и сказочных богатств Индии, побываете на таинственном острове Пасхи и в суровой Арктике, перенесетесь на легендарную Атлантиду и пиратский остров Тортугу, узнаете о беспримерных подвигах Колумба, Магеллана, Кука, Амундсена, Скотта. Книга рассчитана на широкий круг читателей. (Перевод: Аркадий Григорьев)
Повесть «У Дона Великого» — оригинальное авторское осмысление Куликовской битвы и предшествующих ей событий. Московский князь Дмитрий Иванович, воевода Боброк-Волынский, боярин Бренк, хан Мамай и его окружение, а также простые люди — воин-смерд Ерема, его невеста Алена, ордынские воины Ахмат и Турсун — показаны в сложном переплетении их судеб и неповторимости характеров.