Сумерки - [60]
Услыхав про подвал, купчиха отняла от лица ладони и с испугом огляделась вокруг.
— Когда господин уехал по делам, девица, понятное дело, тут же устремилась в подвал. И там она обнаружила всех пропавших жен Синей Бороды, высушенных, словно мумии. И тут же вернулся господин, который обнаружил, что тайна его раскрыта. Он заковал жену в кандалы и приковал к стене, как всех предыдущих жен. Более о ней никто не слышал. Вот, вкратце, сказ о Синей Бороде, — сказал Колобродов. — Теперь же посмотрим на это с другой стороны. Ведь господин сей был уже несколько раз женат, стало быть, знал уже женскую любопытствующую натуру. Зачем же, спрашивается, ему было еще более подогревать интерес новой жены к подвалу, если только не со злым умыслом?
— Ведь мог же он просто не давать жене ключ от подвала, и ничего бы не случилось, — вставил из своего угла Залежев.
— Да, мог, — через силу втянулась в разговор Аделаида Павловна.
— Значит, хотел этот самый Синяя Борода, чтобы вошла его новая жена в подвал. На это же указывает и тот самый факт, что господин уехал и тотчас же вернулся обратно в дом. Как будто знал, что все так произойдет и его секрет будет раскрыт. Теперь пойдем далее, — сказал бывший станционный смотритель.
Иван слушал его с чрезвычайным вниманием, подставляя в уме рассказанное к виденному и сравнивая графа с Синею Бородою.
— Посмотрим на самого господина. Его синяя борода — это борода иссиня-черная, словно вороново крыло. А еще более ее оттеняет бледная кожа. Дополнением могут служить блестящие глаза.
— Точно граф, — прошептала купчиха, невольно сжимая в руках юбку и с испугом слушая Колобродова.
— Такой вид обыкновенно бывает у вурдалаков. У вампиров, что кровь сосут. Значит, наш Синяя Борода и есть самый настоящий вампир, — заключил Серафим Искатель, пытливо глядя на Ивана, на чьем лице играли красные пятна, как это обычно бывает при сильнейшем волнении.
— Не иначе как вампир, — вставил Залежев.
— Да и тела бывших жен, ведь это же не прах, не кости, а высушенные мумии. Вампир выпил из них всю жидкость. Когда из тела вывести всю жидкость, то тело засыхает, а не разрушается, — объявил бывший станционный смотритель. — Точно так же поступает со своими женами и наш граф. Я навел о нем кое у кого справки. В первый раз он женился на княжне Долгоруковой, кою звали Лизою, шестнадцать лет назад. Об этом конечно же уже успели позабыть, что было только на руку графу, однако ж молодая жена скоропалительно умерла вроде как от сердечного приступа.
— Граф говорил, что сам довел ее до смерти, застыдив за супружескую провинность, — тихим, надломленным голосом сказал Иван.
— Именно! Именно что довел! — воскликнул Серафим Колобродов. — Он сам же создал ей такие условия, при которых она стала в полной его зависимости. А уж он-то и воспользовался этим и испил от ее крови сполна. То же самое произошло и со второй его женою, с Лизаветой Троекуровой, за которую он еще и приданое получил весьма приличное. Нынче же новая жертва находится в его власти! — громким голосом возвестил, вставая со стула, Серафим. — И эта жертва — Лизавета Мякишкина!
Безбородко тоже вскочил со скамьи. Колобродов подошел и обнял молодого человека.
— Идите, сударь вы мой, остановите исчадье ада, пока не поздно, — со значением сказал он и перекрестил Ивана.
Тот кивнул головой и повернулся к купчихе.
Аделаида Павловна, все еще сидевшая на скамье и завороженно смотревшая на Серафима Искателя, перевела взор свой на возлюбленного.
— Иди, Ванечка, видать, такая у тебя судьба, — покорно сказала она.
— Я остановлю графа, — тихо, но чрезвычайно твердо сказал Иван и попрощался с бывшим станционным смотрителем.
Безбородко подал руку купчихе, помог ей встать, и они вместе вышли из странного красного особнячка, препровождаемые Залежевым.
— Удивительная судьба, удивительная, — шептал помещик, махая вслед уезжавшей коляске.
Коляска покатила на вокзал. Где-то вдали уже громыхало. Иван всю дорогу молчал, постоянно задирая голову и оглядывая небо.
— Вот и гроза, — сказал он, подъезжая к зданию вокзала.
— Это хорошо, что в дождик уезжаешь, — плача, заметила купчиха. — Это к счастью. Ванечка, миленький ты мой, как же я без тебя буду-то? — воскликнула она, когда Иван вышел из коляски. — Ну, Бог с тобою, иди, иди, не оглядывайся.
Безбородко молча кивнул и вошел в здание вокзала.
Глава семнадцатая
Паровоз медленно и величаво въехал в вокзал, обдавая утренний сумеречный воздух столицы огромными облаками дыма. Пассажиры, позевывая и ежась от холода, сходили с чугунных подножек и сразу же торопливо устремлялись по своим неотложным делам. Столица! Тут без суеты никак нельзя. Помпезный Петербург требовал не только чинопочитания, но и деятельности. Город как строился для Руси-матушки необыкновенно быстро, так и жизнью кипел необычайной.
«В Петербурге-то на полатях уж не полежишь, бока на печи не погреешь», — говаривали приезжие со всех концов Российской империи.
Безбородко любил паровозы, любил путешествовать по железной дороге. Ему хорошо спалось и дивно смотрелось в окно на проплывающие мимо забытые Богом полустанки и небольшие деревеньки, где вечерами можно было рассмотреть огоньки свечей, но чаще бедняцких лучин. Эти самые огоньки были такими родными и уютными, что у молодого человека от их вида щемило сердце. Но лучше всего Безбородко спалось при мягком покачивании вагона под стук колес. Он так и проспал бы конечную станцию, но кондуктор в форменной куртке заранее предупредил его о прибытии в столицу. Иван потянулся, встал с постели и почувствовал, что не просто отдохнул, но готов к тяжкому бремени боя, кое он взвалил на себя в Москве в маленьком особнячке на Большой Бронной, пообещав бывшему станционному смотрителю Серафиму Колобродову, помещику Залежеву и купчихе-миллионщице с золотым сердцем Аделаиде Павловне Земляникиной остановить ужасного вурдалака.
