Сумерки - [81]
— И еще об одной услуге хочу попросить, дорогой Никулае, — продолжал Север.
— «Просящему у тебя дай…»
— Я поеду дня через два. У меня большой багаж, а Влад не может уйти с работы и помочь мне. Да и тяжело мне путешествовать в поезде… Сделай милость, вели отвезти меня в монастырь на твоей машине…
Старик обманывал. Влад и не подозревал о его затее. Вероятнее всего, он отпросился бы с работы и проводил старика. Просто Северу, по обыкновению, хотелось как можно торжественнее обставить свой отъезд, так, чтобы он не остался незамеченным. Отправиться в монастырь на автомобиле самого епископа выглядело бы весьма эффектно, тем более что автомобили в городе были наперечет. Да и приезду в монастырь это не повредило бы. Все бы знали, что приехал не какой-то жалкий ссыльный или кающийся грешник, а важная персона, друг самого епископа, и оказывали бы гостю особые почести.
Епископ никак не ожидал такой необычной просьбы и был в замешательстве. Машина епископства — красивый «кадиллак» — наряду с машиной областной партийной организации была самой заметной в городе. Каково это будет, если в «кадиллаке» увидят адвоката Севера Молдовану, бывшего аристократа, только что вернувшегося из заключения. Но ситуация показалась епископу скорее забавной, чем опасной. Никодим ни от кого не зависел и ответил согласием.
— Позвони мне и скажи, когда надумаешь ехать. Я пришлю машину.
Однако Север заметил его колебание.
— Может, ты боишься? — спросил он.
Никодим рассмеялся.
— Если бы я боялся, я бы сказал, что машина неисправна.
Послышался мелодичный удар гонга.
— Стол накрыт, — сказал Никодим. — Оставайся у меня, пообедаем вместе, поболтаем. У меня сегодня никого не будет.
Старик обрадовался. Дома ему пришлось бы обедать одному или дожидаться четырех часов, когда приходят с работы Марилена и Влад. Никодим протянул руку и нажал невидимую среди зелени и роз кнопку. Вошел слуга в зеленой ливрее, белых чулках и черных башмаках с большими серебряными пряжками.
— Поставьте еще один прибор.
Слуга поклонился и исчез. Никодим взял Севера под руку, и, тихо разговаривая, они неторопливо двинулись по аллее к дому.
В огромной столовой, застланной красно-черным ворсистым ковром, поглощавшим звуки шагов, стояла массивная мебель черного дерева. Строгие высокие стулья были обиты красной кожей. На одной стене висело черное распятие с белым алебастровым Христом, а на другой между двух изящных хрустальных канделябров копия картины Паоло Веронезе «Брак в Кане».
Прежде, чем сесть за стол, Никодим тихо и непринужденно благословил трапезу. Сели. Тот же слуга в зеленой ливрее разлил в хрустальные бокалы цуйку из бутылки, обернутой в рафию.
Чокнулись.
— Доброго здоровья и благополучия, дорогой Север.
— Благослови тебя господь, Никулае, здесь у тебя я нахожу успокоение.
Начали с икры и маслин, помидоров и белого перца, затем слуга принес в серебряной супнице чорбу с фрикадельками и разлил по тарелкам. Никодим тем же барственным жестом отослал слугу. Север повязал белоснежную крахмальную салфетку. После жидкой тюремной мамалыги и Марилениных постных супов Север, причмокивая, вкушал ложку за ложкой эту божественную чорбу. Но еще больше наслаждался он сервировкой: совсем как в давние благодатные времена!
— Слушаешь ли ты «голоса»? — спросил Север, отщипывая кусочек хлеба.
— Редко. Надоело слушать вранье.
— Гм… Неужто вранье? А я слышал, будто «железный занавес» доживает последние дни.
Никодим насмешливо хмыкнул.
— Кто это тебе сказал?
Север постеснялся сослаться на сторожа Киву и скороговоркой промямлил:
— Один приятель, полковник, ты его не знаешь…
— И ты ему поверил? — рассмеялся Никодим. — Эти сказки я уже раз сто слыхал. Глупости. В Румынии никогда не бывало столь устойчивого режима, как сейчас, поверь мне…
— Ты как будто этому рад?..
— Я говорю то, что есть…
— Гм… А тебе кто сказал?
— Господь дал мне и глаза, и уши, и разум, чтобы самому видеть, слышать и соображать…
— Уж не пойму, Никулае, пессимист ты или реалист?..
— Реалист, поверь, дорогой Север, трезвый реалист…
— Значит, по-твоему, у меня нет никакой возможности вернуть свой дом и…
— Рад бы тебя не огорчать, но боюсь, что надеешься ты зря. Видишь ли, дорогой Север, мы тогда с тобой посмеялись, как два безумца, предложению Олимпии, царствие ей небесное, а надо было ее послушать, отдать дом церкви. Теперь я бы сумел что-нибудь для тебя сделать…
Епископ позвонил, слуга внес на подносе голубцы в виноградных листьях.
Север в душе согласился с Никодимом. Но кто мог тогда предположить, что все это так затянется? Он полил голубцы сметанным соусом. Ах, как это вкусно, просто тает во рту!
— А ты, Никулае, не бедствуешь, — не удержавшись, восторженно сказал Север.
— Господь милостив, — шутливо буркнул Никодим и тут же добавил, — такова политика властей…
Выпив по стаканчику минишского вина разлива 1932 года, друзья снова расчувствовались и принялись вспоминать лицейские годы в Сибиу.
На десерт подали в серебряной вазе персики, каждый величиною с кулак. Север, пренебрегая епископским ножом с вензелем на ручке, орудовал своим любимым перочинным и осторожно очищал персики от пушистой кожурки. Часов около трех, выпив напоследок ананасного ликера, они поднялись. Никодим, опираясь на резную палку с набалдашником из золоченого серебра, сошел вниз, проводив Севера до дверей, в которые никто, кроме епископа, ходить не смел. Старик сразу загордился, в нем проснулось прежнее чувство собственного достоинства.
Книга «Ловля ветра, или Поиск большой любви» состоит из рассказов и коротких эссе. Все они о современниках, людях, которые встречаются нам каждый день — соседях, сослуживцах, попутчиках. Объединяет их то, что автор назвала «поиском большой любви» — это огромное желание быть счастливыми, любимыми, напоенными светом и радостью, как в ранней юности. Одних эти поиски уводят с пути истинного, а других к крепкой вере во Христа, приводят в храм. Но и здесь все непросто, ведь это только начало пути, но очевидно, что именно эта тернистая дорога как раз и ведет к искомой каждым большой любви. О трудностях на этом пути, о том, что мешает обрести радость — верный залог правильного развития христианина, его возрастания в вере — эта книга.
На улицах Каракаса, в Венесуэле, царит все больший хаос. На площадях «самого опасного города мира» гремят протесты, слезоточивый газ распыляют у правительственных зданий, а цены на товары первой необходимости безбожно растут. Некогда успешный по местным меркам сотрудник издательства Аделаида Фалькон теряет в этой анархии близких, а ее квартиру занимают мародеры, маскирующиеся под революционеров. Аделаида знает, что и ее жизнь в опасности. «В Каракасе наступит ночь» – леденящее душу напоминание о том, как быстро мир, который мы знаем, может рухнуть.
Действие повести происходит в период 2-й гражданской войны в Китае 1927-1936 гг. и нашествия японцев.
Вплоть до окончания войны юная Лизхен, работавшая на почте, спасала односельчан от самих себя — уничтожала доносы. Кто-то жаловался на неуплату налогов, кто-то — на неблагожелательные высказывания в адрес властей. Дядя Пауль доносил полиции о том, что в соседнем доме вдова прячет умственно отсталого сына, хотя по законам рейха все идиоты должны подлежать уничтожению. Под мельницей образовалось целое кладбище конвертов. Для чего люди делали это? Никто не требовал такой животной покорности системе, особенно здесь, в глуши.
Молодой, но уже широко известный у себя на родине и за рубежом писатель, биолог по образованию, ставит в своих произведениях проблемы взаимоотношений человека с окружающим его миром природы и людей, рассказывает о судьбах научной интеллигенции в Нидерландах.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.