Сумерки - [79]
Старик мрачно кашлянул. Кива стоял в почтительном отдалении, слегка склонившись, и старик вновь почувствовал себя прежним важным, сановитым Севером Молдовану.
— Пора бы тебе, Кива, об этом и позабыть, — многозначительно заметил он. — А то узнают, кто тебя устроил, и не исключено, что попросят отсюда…
Он и сам понимал, что говорит вздор, но слова, произнесенные столь глубокомысленно, благотворно подействовали на него самого и, как ему казалось, должны были придать ему веса в глазах Кивы. Но получилось наоборот, Кива засомневался и впервые позволил себе выразить свои сомнения вслух:
— С мертвыми-то возжаться кто станет?.. тут на прошлое не глядят…
— Ну, да?! — обиженно протянул старик, точно хотел сказать, «что ты в этом понимаешь, дурень…» — Я и не таких повидал в последние месяцы…
Кива весь обратился в слух. Он еще ниже согнулся, с робостью подошел поближе и спросил с заговорщицким видом:
— А за что вас взяли, господин адвокат?
— За то, что я Север Молдовану и ни за что больше!
— Так, так… Ваше счастье, господин адвокат, легко отделались… Как только я узнал, что вас взяли, так и сказал себе, — вы уж простите меня грешного — господину адвокату конец, не лежать ему возле господина Ливиу, и не посажу я цветочки на его могиле… Да вот, избавил господь… вернулись…
Старику не очень-то приятно было такое слышать, хотя он понимал, что говорит Кива от чистого сердца. Он сказал угрюмо:
— Не могли Севера Молдовану сгноить в тюрьме без суда и следствия… не мог он умереть, как собака…
— Это верно!..
Север поднялся, надел шляпу. И тихо пошел к воротам, а рядом вышагивал Кива. Шли они по широкой посыпанной песком аллее. Север увидел новые могилы, — могилы советских солдат, вытянувшиеся строгими рядами, чистые и ухоженные, с подстриженными газонами, цветущими розами.
«Они земле принадлежат, и горькая их доля», — с грустью подумал Север. И вслух добавил:
— А что в мире делается, Кива? Я ведь отстал от всего…
Кива с опаской огляделся.
— Все у нас нормально, — сказал он, понизив голос — По «голосу» передавали, что «железный занавес» доживает последние дни… Сам своими ушами слышал…
— Вот как?
— И точно… это я вам говорю, как старый вояка…
— Хм…
Не слишком ли он откровенен с Кивой. С ним ли обсуждать такие дела? Дожили! Он спрашивает у Кивы, что творится в мире. Кива вводит его в курс международного положения! Смех да и только! Старый вояка!..
Они подошли к главному входу, к кованым железным воротам. Старик вытащил конверт с деньгами, приготовленный Мариленой.
— Не надо, господин адвокат, оставьте, — ломался сторож, пряча в карман и старательно ощупывая, толст ли конверт.
— Коли дают, бери. Пока есть возможность…
Кива вдруг забеспокоился.
— Я и забыл, господин адвокат, заболтался… и забыл… прощения просим… соболезнование, так сказать… от души… уважаемая госпожа…
— Да, да, спасибо, дружище…
— Ее похоронили как надо… молодая госпожа и сестричка тоже была, они справили все, чин по чину… народу много пришло… на аллее все цветы мне затоптали, но я не жалею… мне для вас… ничего…
— Да, да… спасибо…
— И поминки устроили… честь по чести… а дело непростое в наши-то дни…
Северу не хотелось слушать, ему все рассказала Марилена еще вечером. И так он слишком много об этом думает… Нехорошо без конца думать о покойниках, надо смотреть вперед, думать о будущем, о Владе…
— Да, да, спасибо, Кива. Бывай с богом…
Кива прищелкнул каблуками, точно носил форму, и приложил руку к лысине:
— Здравия желаю, господин адвокат!
После обеда старик принялся разбирать вещи Олимпии. Какой смысл хранить их? Зачем? Марилене они не годятся, потому что старомодные, стариковские, темные. А на толкучке за них можно выручить какие-никакие деньги, тогда он закажет надпись на памятнике… Вот каракулевая шуба, настоящая, немножко, правда, вытерлась, но все же каракуль… Шубу он ни за что не продаст, жалко отдавать за бесценок. Он отдаст ее Марилене, она обрадуется, он помнит, в каком тоненьком пальтишке она ходила прошлой зимой. Надо только пересыпать нафталином. А к зиме он ей подарит, правда, мех дорогой, надо еще подумать, может, все же удастся удачно продать какому-нибудь честному человеку…
На следующее утро старик старательно начистил туфли, расчесал усы перед зеркалом, надел рубашку голландского полотна, единственную хорошую оставшуюся у него, только чуть-чуть приподнял воротник, чтобы незаметно было, как он потерся. Другого костюма у Севера не было, пришлось надеть тот же черный, залоснившийся. Он долго чистил его щеткой, но чем больше чистил, тем явственнее проступал глянец. Наконец со дна чемодана из свиной кожи старик извлек черную парадную трость.
В бывшем аристократическом квартале города, близ парка, находилось епископство: два особняка, построенные в диковинном стиле, псевдонародный полумодерн. Особняки разделялись садом с клумбами, персиковыми деревьями, артезианским колодцем и беседкой, увитой плющом и дикими розами. Сад был скрыт от любопытных глаз прохожих высоким каменным забором, замаскированным кустами сирени. В первом особняке располагалась резиденция епископа, приемная и маленькая часовня. Войти с улицы в резиденцию не смел никто, кроме самого епископа. Посетители же обращались в особняк по соседству, в администрацию, и оттуда их препровождали, если они получали на то соизволение, через сад в приемную.
Книга «Ловля ветра, или Поиск большой любви» состоит из рассказов и коротких эссе. Все они о современниках, людях, которые встречаются нам каждый день — соседях, сослуживцах, попутчиках. Объединяет их то, что автор назвала «поиском большой любви» — это огромное желание быть счастливыми, любимыми, напоенными светом и радостью, как в ранней юности. Одних эти поиски уводят с пути истинного, а других к крепкой вере во Христа, приводят в храм. Но и здесь все непросто, ведь это только начало пути, но очевидно, что именно эта тернистая дорога как раз и ведет к искомой каждым большой любви. О трудностях на этом пути, о том, что мешает обрести радость — верный залог правильного развития христианина, его возрастания в вере — эта книга.
На улицах Каракаса, в Венесуэле, царит все больший хаос. На площадях «самого опасного города мира» гремят протесты, слезоточивый газ распыляют у правительственных зданий, а цены на товары первой необходимости безбожно растут. Некогда успешный по местным меркам сотрудник издательства Аделаида Фалькон теряет в этой анархии близких, а ее квартиру занимают мародеры, маскирующиеся под революционеров. Аделаида знает, что и ее жизнь в опасности. «В Каракасе наступит ночь» – леденящее душу напоминание о том, как быстро мир, который мы знаем, может рухнуть.
Действие повести происходит в период 2-й гражданской войны в Китае 1927-1936 гг. и нашествия японцев.
Вплоть до окончания войны юная Лизхен, работавшая на почте, спасала односельчан от самих себя — уничтожала доносы. Кто-то жаловался на неуплату налогов, кто-то — на неблагожелательные высказывания в адрес властей. Дядя Пауль доносил полиции о том, что в соседнем доме вдова прячет умственно отсталого сына, хотя по законам рейха все идиоты должны подлежать уничтожению. Под мельницей образовалось целое кладбище конвертов. Для чего люди делали это? Никто не требовал такой животной покорности системе, особенно здесь, в глуши.
Молодой, но уже широко известный у себя на родине и за рубежом писатель, биолог по образованию, ставит в своих произведениях проблемы взаимоотношений человека с окружающим его миром природы и людей, рассказывает о судьбах научной интеллигенции в Нидерландах.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.