Сумерки - [67]
В младенчестве, как ты его помнишь, у тебя было все. Абсолютно все. С тобой носились, холили и лелеяли. По наивности ты полагал, что так будет всегда. Каково же было потрясение, когда это на твоих глазах рухнуло. Ты узнал, что такое голод. Твои близкие страдали, ты видел это и не мог им ничем помочь. В школе ты был изгоем. Учителя, боясь прослыть пособниками буржуев, занижали тебе отметки. Пионеры и комсомольцы смотрели на тебя свысока и с недоверием, так когда-то в аристократических учебных заведениях смотрели на детей сапожников. От отчаяния тебя спасло врожденное чувство юмора, очевидно, доставшееся тебе от отца. Ты твердо усвоил, что ненависть — чувство неблагородное и неблагодарное, и лучшая защита от нападок — безразличие. Это помогло тебе многое перенести и выжить.
Благодаря критическому складу ума, тоже, по-видимому, унаследованному от отца, ты преодолел эклектичный гуманизм своих предков и выработал собственный взгляд на вещи. И случилось так, что этот твой взгляд совпал со взглядами тех людей, которые лишили тебя всего, что у тебя было.
Тогда твои родные и близкие сочли тебя предателем, а твои единомышленники продолжали считать тебя чужим. (Разумеется, «свои» и «чужие» — определения того давнего времени.) И все же ты не пал духом, не сдался и стал тем, кто ты теперь и есть — стал человеком.
Поэтому я себя и спрашиваю: как ты сумел выбрать этот спасительный для тебя путь, если все вокруг этому противилось?
ОТЦА я помню смутно. Помню, сижу у него на коленях в машине, вижу его четкий профиль, чувствую запах лаванды и табака, перед глазами бежит дорога, отец дает мне подержать руль, нажать клаксон. Я пытался понять, каким был мой отец из рассказов бабушки, мамы… точнее, из семейных легенд. Однажды неизвестно по какому поводу он сказал:
— Если Влад, не приведи бог, станет отличником, я его выпорю…
Это воспоминание мне дорого, я чувствую, что мы с отцом нашли бы общий язык.
Приспособленчество он считал признаком низости души поступал всегда от обратного, часто себе во вред. Он считал своим долгом шляться по кабачкам, играть в азартные игры, лишь бы не быть похожим на благопристойного Севера, сторонника умеренности. Когда отцу случалось выиграть, он бывал крайне удивлен.
Дружбу отец водил со всякими неудачниками, гонимыми и высмеиваемыми, помогая им, чем мог — участием и деньгами. Его близкими приятелями были: Димитрие Шуту, длинноволосый неопрятный старик, спившийся скрипач, считавший себя непризнанным Паганини, хотя по виду скорее смахивал на Листа; бродячий торговец пуговицами и лентами Сими, для привлечения покупателей таскавший с собой по всем дорогам шарманку, которая играла «Дунайские волны»; чудаковатый журналист Криста, прозванный в насмешку «Неистовый Криста», который издавал какой-то немыслимый журнал, ратующий за отмену холостяцкой жизни католических священников, чтобы устроить судьбу всех старых дев. Во время войны, когда отца уже не было в живых, Криста вывесил на улице огромное объявление, что берется вывести из Румынии немецкие войска, если получит взамен вагон бумаги. С тех пор он исчез, и исчез бесследно.
Режим Антонеску мой отец называл диктатурой полуграмотного солдафона. Поведением немцев и распоясавшихся легионеров глубоко возмущался. Здесь он, пожалуй, впервые был серьезен. Он брался защищать коммунистов, когда все другие адвокаты в испуге шарахались. И конечно же, эти процессы он проигрывал. Он знал заранее, что проиграет, но произносил защитительную речь убежденно и твердо, словно не сомневался в успехе. Он всегда хорошо относился к евреям, а в годы, когда на них усилились гонения, старался поддерживать их чем мог.
Конечно, было бы глупо выставлять отца идейным борцом. Идейным он не был. И неизвестно, как бы он повел себя, окажись в совершенно иных обстоятельствах. Но и гадать об этом глупо. Да и не хочется. De mortuis aut bene, aut nihil[25]. Тем более когда речь идет о твоем отце.
В НАЧАЛЬНОЙ ШКОЛЕ все у меня шло гладко. Но, когда я поступил в лицей, начались неприятности. Об этой поре даже вспоминать не хочется. По правде говоря, я не помню даже, с кем сидел за одной партой. Я вообще не из тех, кто сохраняет привязанность к школе на всю жизнь, устраивает встречи с одноклассниками, годовщины, вечера и так далее… С точки зрения учителей (а когда говорит учитель, разум молчи!) все шло более-менее сносно, все мы были единым, сплоченным коллективом, товарищи по классу, по парте… Но кому от этого легче? Что за радость до седых волос перебирать школьные происшествия, смешные привычки, странности и «замечательные высказывания» учителей, страдающих не то интеллектуальным высокомерием, не то врожденным маразмом. Я не хочу утверждать, что и среди учителей не попадаются вполне приличные люди, любящие свое дело и учеников. Но мне не выпало такого счастья.
Меня отдали в самый древний и самый прославленный лицей нашего города. Но, по-видимому, в пору моего вступления на порог лицея он вступил в пору своего упадка. Наши запуганные учителя боялись всего на свете — директора, своих коллег, своих учеников и даже самих себя, то есть боялись рот раскрыть, слово вымолвить. Историю Румынии мы проходили по Роллеру
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
Один из ключевых признаков современной постмодернистской литературы – фантасмагоричность. Желая выявить сущность предмета или явления, автор представляет их читателю в утрированной, невероятной, доведенной до абсурда форме. Из привычных реалий складываются новые фантастические миры, погружающие созерцающего все глубже в задумку создателя произведения. В современной русской литературе можно найти множество таких примеров. Один из них – книга Анатолия Субботина «Мадонна и свиньи». В сборник вошли рассказы разных лет, в том числе «Старики», «Последнее путешествие Синдбада», «Новогодний подарок», «Ангел» и другие. В этих коротких, но емких историях автор переплетает сон и реальность, нагромождает невероятное и абсурдное на знакомые всем события, эмоции и чувства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.
