Сумеречные люди - [22]

— Ну, конечно, Гвен, дорогая, — сказала Лола. — Я в этом никогда не сомневалась. Правда, Гвен открывает бутылки ничуть не хуже любого мужчины? — обратилась она к Этуотеру.

— Безусловно, — сказал Этуотер. — Тем более что некоторые мужчины совершенно не умеют открывать бутылки. Кажется, будто они хотят не открыть ее, а в нее залезть. Я, между прочим, — не исключение.

— А вот Гвен справляется с ними отлично, — сказала Лола. — Еще ни одной не разбила, правда, Гвен?

— Что правда, то правда, разбиваются они у меня не часто, — сказала Гвен. — Эта — чуть ли не первая.

— Куда ты идешь сегодня вечером, дорогая? — спросила подругу Лола.

— Тебе это вряд ли интересно.

— И все-таки, куда?

— К этому ужасному старику.

— О, Гвен…

— Гнусная, старая развалина. Ему скоро семьдесят. Вы даже представить себе не можете, что он несет, — сказала Гвен, обращаясь отчасти к Этуотеру, который незамедлительно изобразил на лице удивление и осуждение.

— Гвен, дорогая, ты убеждена, что правильно поступаешь?

— Ты за меня не беспокойся, дорогая, я за себя постоять сумею.

— Ты в этом уверена, дорогая?

— Лучше, чем ты, моя дорогая.

— Не могу понять, почему этот старый пень в тебя вцепился.

— В сущности, — сказала Гвен, — не так уж он и плох. Зла, во всяком случае, он мне не желает и очень со мной добр.

— В самом деле?

— Да, в нем нет ничего плохого.

— Я в этом не убеждена.

— В конце концов, дорогая, это ведь мой друг, а не твой.

— Он не в моем вкусе, Гвен.

— Ну, мне пора, — сказала Гвен. — А то я уже опаздываю. До свидания, — сказала она Этуотеру.

— До свидания, — сказал Этуотер. — Надеюсь, мы скоро опять увидимся.

— Садись на софу, — сказала Лола, когда Гвен, слегка хлопнув дверью, вышла из комнаты. — Правда, Гвен милая?

— А ты как считаешь?

— Она прелесть, — сказала Лола.

Сейчас она как никогда была похожа на всезнающего школяра.

— Покажешь мне свои плакаты? — спросил Этуотер.

— Не сейчас. Давай лучше посидим.

Этуотер взял ее за руку.

— Скажи, когда ты первый раз заметил меня на вечеринке? — спросила она.

— Как только ты вошла.

— Бывает, чувство пробуждается вот так, сразу, правда?

— Правда.

— Признавайся, ты влюбчив?

— Да, есть грех.

— Вот негодник.

— В тебя нельзя не влюбиться, — сказал он.

— Не скажи.

— У меня нет в этом никаких сомнений.

— Ты считаешь, сексуальный отбор очень важен? — спросила она своим серьезным, вдумчивым тоном.

— Конечно.

— Перестань, — сказала она. — Ты мне делаешь больно. Не надо.

— Где мы сегодня вечером ужинаем?

— Где хочешь.

— А куда бы хотела пойти ты?

— Не надо, — сказала она. — Тебе сюда нельзя.

— Почему?

— Нельзя, и все.

— Нет, можно…

— …Хорошо, что мы встретились, — сказала Лола. — Но веди себя, пожалуйста, прилично.

И над унылой, избитой повседневностью стало расти громоздкое здание совращения, огромное, их собственными руками созданное, вычурное строение. С неуклюжим проворством эмоции каждого в отдельности слились воедино и стали разрастаться, неудержимо стремясь к мгновенному спаду.

Несколько позже они отправились ужинать в соседний ресторан.

10.

Прингл ходил по своей мастерской из угла в угол. Ступал он осторожно, так, словно у него были «гуттаперчевые» колени и он мог в любую минуту упасть. Шить брюки и пиджаки, которые бы хорошо на нем сидели, не взялся бы ни один портной, а потому Прингл рассудил, что лучше всего перейти на нечто вроде карнавального костюма, основу которого составляли вещи, продающиеся во французских портах. В мастерской было уютно, имелась даже горячая и холодная вода, так что, поработав, можно было вымыть руки.

— С тех пор, как я перестал встречаться с Ольгой, всякий интерес к женщинам у меня пропал.

— А что произошло с Ольгой? — спросил Этуотер.

— Сам не знаю.

— На днях я видел ее на улице.

— И в то же время у меня такое чувство, что они, пожалуй, все-таки нужны.

— Кто?

— Женщины.

— А-а…

— Да. Некоторое время без них обходишься, а потом ловишь себя на том, что опять о них думаешь.

— И ты, стало быть, опять о них думаешь?

— Сейчас — нет. Но со временем — как знать…

— Что значит «со временем»?

— Не знаю, — сказал Прингл. — Может быть, довольно скоро. — Он прошелся по комнате.

— Ты какую-то конкретную женщину имел в виду? — уточнил Этуотер.

— Нет-нет, никого конкретно.

— Лично мне Ольга нравилась.

— Да, она была недурна… поначалу, во всяком случае.

Этуотер переменил позу — у него затекла левая нога.

— Что ты все ерзаешь? — спросил Прингл.

— Стул неудобный.

— Верно, неудобный. Я сам вчера вечером на нем сидел.

— Неудобный не то слово.

— Он испанский. Я купил его по дешевке — из-за того, что фанеровка на спинке откололась.

— Какая разница, этот орнамент все равно мало заметен.

— Совсем не заметен, — поправил друга Прингл. — Ольга была одна?

— Вроде бы. Я видел ее из автобуса.

— Кто-то видел ее с чернокожим. У него был золотой зуб.

— Когда ее видел я, она была одна.

— Очень может быть, она шла к нему.

— Или от него.

— Да. Могла вполне идти от него.

— Вид у нее был такой, что она могла вполне идти от него.

— Неважно, — сказал Прингл, — у меня с ними покончено. На сегодняшний день, по крайней мере. Время от времени, конечно, видишь какую-нибудь миловидную мордашку, увлечешься… Но бывает это не часто. Например, та девица… помнишь?.. с которой мы вместе ходили на вечеринку… Харриет Твайнинг, кажется? Она очень недурна, не находишь? По-своему, конечно…