Султан Луны и Звезд - [212]

— Глупец! Глупец!

Калед вскричал:

— О Всемогущий! Я... я не понимаю!

В ответ вновь раздался хохот.

— Так что же, в конце концов он просто исчез?

— Он и должен был исчезнуть. Мечты казались нам реальностью, но весь этот мир был нереален, он был соткан из мечты. — Джем вздохнул и провел рукой по бедру Каты. — О, Ката, а как часто я мечтал о тебе, как часто ты мне грезилась там! Вновь и вновь мне казалось, что ты рядом со мной, но я просыпался, и ты исчезала. О, только бы сегодняшняя ночь мне тоже не снилась. Если я проснусь и ты исчезнешь, я этого не переживу.

— Это не сон, Джем.

Они поцеловались — легко, но чувственно. Возлежа на ложе из цветочных лепестков, они пили нектар из золотых кубков и рассказывали друг другу свои истории. Слушая обо всем, что довелось пережить Кате, Джем порой вскрикивал от изумления. А когда она сказала ему о том, что Нирри убежала от тетки Умбекки, Джем не выдержал и расхохотался. Слушая о происках Полти, Джем едва сдерживал гнев. Он, сжав кулаки, заявил, что если ему доведется вновь встретиться с Полти, он его убьет на месте, без раздумий, голыми руками, если понадобится. Ката гладила Джема, умоляла его успокоиться и говорила о том, что Полти скоро встретит возмездие за свои мерзости, потому что внутри него поселился злобный демон.

О самом страшном Ката Джему рассказывать не стала, но и Джем Кате не все поведал. К примеру, он напрочь забыл упомянуть о знакомстве с однокашницей Каты по академии госпожи Квик, Джеликой Вене, ни словом не обмолвился о некоем заведении в Агондоне, известном под названием «У Чоки». Но какое все это теперь имело значение? И когда Ката, вздохнув, сказала о том, как ей жаль, что все это время они прожили в разлуке, Джем с ней согласился. Они снова поцеловались. Они не желали разлучаться. Много раз в ту ночь, то смеясь, то плача, они говорили о том, что теперь они — муж и жена.

И все это время горели кристаллы, словно бы благословляя их своим светом.

Ката вдруг отстранилась.

— Только одно тревожит меня.

— Что может нас тревожить? — проговорил Джем и указал на кристалл, который сиял между грудей Каты. — Как получилось, что кристалл у тебя, я даже не буду стараться понять. Но у тебя один кристалл, а у меня — второй. Утром придет Симонид, и тогда мы обретем третий. — Он сдвинул брови. — Но вот обретем ли?

— Я люблю тебя, Джем, но соображаешь ты плохо.

— Ката, что ты такое говоришь? Симонид видит будущее — ну, какую-то его часть. Он говорил мне, что утром появится Кристалл Терона, когда я буду стоять со своей супругой перед Священным Пламенем.

— С принцессой, — уточнила Ката.

— Я так и сказал.

— Джем, ты вполне уверен в том, что мы можем полагаться на Симонида? — Ката вдруг села и напряженно заговорила: — Я же тебе говорила, что у меня было видение? Я поняла, что должна пройти через все это, через эту свадьбу, и будь что будет. Но ведь Кристалл Терона будет явлен только в том случае, если принцесса выйдет замуж за принца. В каком-то смысле все так и было, понимаешь? Ты думал, что берешь в жены принцессу, а я думала, что выхожу замуж за принца. Но я не принцесса, а ты не принц. То есть ты принц, но не унангский. Думаю, нас пророчество не касается, Джем.

Джем закусил губу.

— Я об этом не задумывался.

— А я могу сказать единственное: остается только надеяться на то, что утром произойдет какое-то чудо, иначе нас ждет беда. Очень большая беда.

Джем на миг задумался.

— Значит, делать больше нечего, — с усмешкой проговорил Джем.

— О? — насмешливо отозвалась Ката. — Совсем нечего?

А потом в словах больше не стало нужды.

Тьма объяла зал Святилища Пламени, словно плотное, непроницаемое одеяло. Факелы здесь не горели, только сквозь расселину в скале сверху проникал бледный свет небес. Светила луна, и ее свет падал на бледное лицо Симонида, который сидел на полу посередине зала, скрестив ноги. Старик, погрузившийся в медитацию, был похож на мертвеца, забытого в темном доме.

Двенадцать старейшин Школы Имамов простерлись ниц по кругу около своего главы. Царило безмолвие, но и это безмолвие, как темнота, не было полным. Постоянно слышался нескончаемый негромкий рокот Пламени, пробивавшего себе путь наверх сквозь каменные стены, и звуки глубокого дыхания бдящих. Ну и конечно, порой раздавались иллюзорные звуки, которые мерещатся во тьме. Сознание тех, кто погружен в медитацию, отстраняется от реального мира, и это было хорошо, потому что иначе имамы были бы озадачены потрескиваниями и шорохами, звучавшими в глубинах ночи. Еще более их озадачил бы звук льющейся на камень жидкости и взволнованный, шелестящий шепот.

— Пф-ф-ф! Вот чего мне не хватало!

— Мне тоже! Ну и что теперь, Ойли?

— Майор-господин, одно тебе скажу: не отчаивайся!

— Я не отчаиваюсь, Ойли. Пока — не отчаиваюсь.

— Рассвет. Вот когда мы сможем обрести удачу. Как только в этой расселине блеснет первый луч зари, вход в брачные покои снова откроется. Тогда старик поднимется по лестнице, чтобы позвать новобрачных и отвести их к Пламени.

— Он пойдет туда один?

— Один, майор-господин, один.

— Но не сейчас?

— Нет, не сейчас.

Еще раз. Один, последний раз.