Султан Луны и Звезд - [211]

Юноша снял маску и шагнул к ней. Вот тогда-то Ката и увидела на его груди кристалл — вернее, зеленое свечение, проникавшее сквозь одежды. Вот тогда-то внутри нее и вспыхнул ответный жар.

И когда она обернулась, у нее на груди возник Кристалл Короса, который все это время она носила в себе, в той своей части, которая была принцессой Бела Доной. Свет стенных панелей померк. Теперь светились только кристаллы и зеркала, отражавшие их зеленые и лиловые лучи.

— Симонид сказал, что это будет волшебная ночь, — произнес голос, который был так хорошо знаком Кате. — А я и представить себе не мог — насколько она будет волшебная. — Любимые, знакомые руки протянулись к ней. Слезы заволокли ее глаза. — Я столько раз видел тебя во сне! Столько раз ты являлась мне в видениях! Милая Ката, неужели это вправду ты?

Она сделала шаг и упала в его объятия.

— Джем! О Джем, Джем!

Ткань платья зашуршала и с треском порвалась. Рассыпались булавки, покатились по ковру драгоценные камни, но кристаллы остались на своих местах — на груди и Каты, и Джема. Касаясь друг друга, звеня и ярко горя, они будут освещать покои во время всего, что произойдет потом.

Сначала послышался смех, потом — что-то вроде мурлыканья, а потом — долгие негромкие стоны. В ту ночь в сознании наших героев долго жила тревога, подобная кулаку, барабанящему в дверь. Но сейчас все было забыто. Сейчас для них существовало только это мгновение и все, что происходило теперь. Они упали на усыпанное цветочными лепестками ложе, и их руки и ноги переплелись.

Безумное, долго сдерживаемое желание овладело ими, и они поплыли на его волнах.

А потом, растворившись в восторге, они легли рядом, и их тела облепили тысячи лепестков. Чудесное тепло наполняло воздух, а кристаллы все еще горели священным светом.

А потом на их глаза навернулись слезы, потому что они вспомнили о маленькой укромной полянке, усыпанной белыми лепестками — месте их встреч в ту пору, когда Ката была живущей в лесу дикаркой, а Джем — калекой, опиравшимся на костыли. Как им хотелось вновь оказаться в негромко, таинственно шуршащих дебрях леса, где на траве и опавшей листве играли солнечные блики! Джем смотрел в счастливые глаза Каты и вдруг увидел ее смуглой девочкой-оборванкой, которая спасла его, как ему теперь казалось, от одинокой и горькой жизни. А Ката, глядя на Джема, представляла его светловолосым стеснительным мальчиком, который являлся к ней, словно дух любви, из мира, что лежал по другую сторону высокого полуразрушенного забора.

Они поплакали вместе, а потом их рыдания сменились улыбками, и снова не осталось ничего, кроме радости.

Их поцелуи были нежны, ласки легки, и вскоре желание снова переполнило их.

Потом, по прошествии времени, Джем часто будет вспоминать темные занавесы распущенных волос Каты, ее маленькие крепкие груди, ее ласковые руки, нежные губы, сливающиеся с его губами. А Ката будет вспоминать о сладкой боли, которую она испытывала, когда губы Джема целовали ее разбухшие соски, о восторге утоления желания, о том, как они, обессиленные, задыхаясь и дрожа, падали на благоуханные лепестки.

Вновь и вновь в ту ночь они поднимались к высотам экстаза и тонули в волнах всепоглощающей любви.

Светились и светились таинственные, загадочные кристаллы.

Но что могло случиться, когда наступит рассвет?

Глава 70 ДАРЫ ВОЛШЕБСТВА

В ушах Каледа раскатами грома звучал рев Пламени, его свет слепил глаза. Султан пошатнулся, распростерся на полу. Там, перед входом в Святилище, он едва удержался от того, чтобы в гневе не наброситься на сына. Он был готов выхватить ятаган и отрубить юноше голову. Он был готов схватить принцессу и потащить ее, упирающуюся и кричащую, в брачные покои.

Нет. Это было невозможно. В эти страшные мгновения Калед ощутил, как давит на него вера народа, как она лежит на его плечах непосильным бременем. Но дело было не только в вере его подданных, но и в его собственной. Да, он был готов кричать, что он — их султан, что он — выше всех, что никакая власть не может быть выше его власти, но это было бы тщетно. Калед смог только возопить и упасть на колени, и в это мгновение он был подобен самому простому из смертных, которым овладел набожный экстаз.

В какое чудовище он превратился! В какое богохульное чудовище! Когда-то он уверился в том, что никакого бога в Пламени нет, а теперь попытался обмануть этого бога, отречься от предназначенной ему судьбы. О чем он думал, решив, что сможет править луной и звездами? В то мгновение, когда он увидел, что его сын жив, Калед познал всю тщетность своих происков. Огненный бог вновь наказал его, и он знал, что это наказание — последнее. Вера предков переполняла сердце Каледа. Он лежал на каменном полу перед столпом яростного неугасимого пламени и просил у него прощения, лепетал, и стонал, и признавался в своей никчемности. Он был пешкой в руках судьбы, и не более того, и судьба распорядилась так, что он должен был умереть.

Наконец султан поднялся на ноги.

И бросился к Пламени.

Но тут из Пламени послышался визгливый хохот, и Калед попятился назад. Его словно бы отбросила невидимая преграда. Охваченный ужасом, он вновь распростерся на полу, а зловещее эхо все звучало и звучало: