Суета сует - [15]

— Погуляем? — предложил отец.

Кириллу повезло. Он сегодня пойдет в театр с Елочкой без меня. Я оставил у Сусекина записку и деньги. И мы с отцом отправились на улицу.

Отец долго стеснялся сказать о главном. Мы исколесили городской парк, переговорили о массе мелочей, а он все не решался. Если бы не случай, неизвестно, когда бы он перешел к делу.

— Как поживает Тамара Ивановна? — спросил я между прочим. Без всякого умысла.

Совместно с Тамарой Ивановной он ведет какие-то сложные исследования. Они торчат в лаборатории до позднего вечера. Потом расходятся по домам. Отец — в нашу гулкую, как собор, квартиру. Тамара Ивановна — в девичью келью. Хотя не пойму, как ей удалось засидеться в девах при такой впечатляющей наружности. Я и то был влюблен в нее по уши, когда еще ходил в желторотых десятиклассниках. Но отец не обращал на нее никакого внимания. Как-то я увидел их вместе и поставил крест. Отец держал Тамару Ивановну за руку и втолковывал непонятные мне термины. И оба при этом хоть бы что. Будто деревянные.

Поэтому я поинтересовался Тамарой Ивановной мимоходом. Поскольку она соавтор отца. Ничего иного я не имел в виду. Это был проходной вопрос, на который отвечать вовсе не обязательно. Но отца он невероятно задел.

— Она передает тебе большущий привет, — сказал он поспешно. Точно я сомневался в ее доброжелательном отношении ко мне.

— Вернешься, передай ей то же самое.

Это заявление обрадовало отца.

— Как бы ты посмотрел... если бы я...

Мне стало ясно: наконец-таки отец заметил, что, кроме палеонтологического таланта, у Тамары Ивановны есть и другие прелести.

— Я не против, отец. Я даже скажу: будь решительнее.

— Да, но...

— У нее кто-нибудь?..

— Нет. Но она, как бы сказать...

— Догадываюсь. Она равнодушна к мужчинам?

— Не то чтобы равнодушна. Вернее, они не интересуют ее в смысле...

— Ясно. Ты в этом твердо уверен?

— Мне кажется...

Отец немного растерян. Впрочем, я его понимаю. Человек для него был просто homo sapiens и вот теперь выкинул такую штуку. Выходит, этот homo sapiens «милый» и «ненаглядный». «Ненаглядный homo sapiens!» — каково на слух отца. Интересно, по каким признакам он выбрал мою мать из общей массы высших млекопитающих? Вероятно, дело решили слаборазвитые надбровные дуги. У матери были голубые выпуклые глаза.

Отец всегда смотрел на людей и события под углом своей науки. Помню, в Москве мы зашли к его старому приятелю. Приятель отсутствовал, и мы угодили в довольно крикливую компанию, собранную его дочерью. Приличия ради нам пришлось поторчать полчаса в этом шуме и гаме. Хозяйка представила отцу долговязого веснушчатого детину.

— Потомок князей Таракановых, — похвасталась хозяйка.

— Это что, — наивно возразил отец. — Ставропольские коллеги нашли скелет южного слона. Прекрасный экземпляр.

Отца сочли остряком и потребовали свежих анекдотов. Тогда мы едва отделались от хозяйки и ее бесцеремонной братии.

И вот к этому геометрически выверенному научному углу добавился светлый блуждающий луч. Отец влюбился. Есть от чего тут растеряться... Но я верю в нервы отца. Я не боюсь за отца.

— Отец, но, может, есть надежда?

— Я не уверен... И не знаю, как... Я приехал за советом. Ты понимаешь больше меня и...

Отец совершенно справедливо считает меня опытнее в некоторых вопросах. Он объективный ученый. В нем нет ложного самолюбия. Понадобься консультация по органике, он пойдет на поклон и к первокурснику химического факультета.

— Отец, есть простой и верный способ. Купи бутылку вина, коробку конфет и пригласи Тамару Ивановну к себе. Домой.

— Это и есть верный способ?

— Да, поставлены миллионы экспериментов. Способ проверен веками. Как ученый, ты не можешь не придать этому значения. Так вот, разлей вино по рюмкам, включи торшер и приемник. И убери остальной свет. Дальше все будет сказкой.

Мы ужинали в номере отца. Пили вермут и ели вкусную холодную индейку, приготовленную специально для меня домработницей тетей Лизой. Когда я впервые уезжал из дому, тетя Лиза плакала. Она абсолютно не придавала никакого значения моему житейскому опыту, ей казалось, что я пропаду в далеком городе. В этом она убеждена по сей день.

Вино ударило в головы, и мы принялись болтать о любви. Я рассказал отцу уйму разных происшествий из этой области. Некоторые я почерпнул из собственной практики. Отец слушал и, когда я заканчивал, начинал говорить о Тамаре Ивановне. Он раскраснелся. Глаза его блестели от вина и новых ощущений.

Ушел я от него в одиннадцать часов. Если бы не хмель, я бы отправился спать. Но я выпил вина, наговорился о любви, поэтому меня понесло в театр. Там я наткнулся на закрытые двери. В подъездах горели дежурные лампочки. Спектакль закончился давно. Не раздумывая, я повернул к дому Елочки. Я хочу видеть ее. Если она спит, я подниму ее на ноги. Я перебужу весь двор, а подниму Елочку на ноги. Она мне нужна — и точка!

В эту ночь Елочкин двор спал безмятежно. Будить никого не понадобилось. Потому что Елочка не спала. Она сидела на крыльце с каким-то парнем и не заметила меня, хотя я шагал довольно шумно. И парень не заметил. Я спрятался за ореховое дерево и стал подсматривать за ними. Вначале я хотел дать нахальному парню по шее. Но потом решил не связываться. Я не размазня какая-нибудь. У меня достаточно контроля над собой. К тому же парень, может, спортсмен. Боксер-тяжеловес.