Судоверфь на Арбате - [64]

Компания расположилась в креслах и грянула задорную и поучительную туристскую песню про туриста, который потихоньку съел все консервы, а когда ему сделали замечание, он осознал и раскаялся.

Юра соскочил с подоконника и, бережно обняв гитару, пошел к выходу.

Мороз на улице здорово давал о себе знать. Около ярко освещенного входа среди ребят мы увидели две приплясывающие на морозе фигуры в черных танцевальных мокасинах на тоненькой подошве.

— Мадленский, Булдаков! — закричал Костя Соколов. — Куда же вы пропали?

Филимон сделал специальный загадочный знак, который должен был означать, что все в порядке. А стоят они здесь не просто так, а со смыслом. И что ожидание их не пропадет даром, хотя на улице, может быть, и все двадцать пять.

— Пошли, — сказал Слава.

Завернули в переулок, и тут Костя встал как вкопанный. Мы с недоумением обернулись.

— Ты что?

— Смотрите, ребята, стоит.

И он указал на маленький горбатый «Запорожец», приткнувшийся к гигантскому сугробу.

— Ну и что, пусть стоит.

— Как так: «Пусть стоит». Давайте его на сугроб поставим.

P-раз! И легонькая машинка, уныло свесив кривые задние колеса, грустно глядела на нас своими фарами с высоты смерзшегося звенящего сугроба.

Заскочили в проходной двор и тут вволю посмеялись…

— Слушайте, ребята, а вдруг этот «Запорожец» какого-нибудь инвалида. Им часто выдают такие машины, — вдруг сказал Слава.

— Нет, нет, я точно видел, — возразил Костя, — у него нет ручного управления.

— Нет, ну все равно надо снять, — поддержал Славу Володя Осадчий.

— А если засекут? — забеспокоился Коля.

— Чего же ты сейчас боишься? Ведь когда ставили на сугроб, не боялся.

— Тогда был порыв…

Мне показалось, что «Запорожец» улыбнулся, когда увидел нас в проеме подворотни.

С кряхтением стали стаскивать машину с сугроба. В окнах начали зажигаться огни. Из темного конца переулка раздалась трель милицейского свистка.

— Продолжаем работу, ни с места, — приказал Слава.

— Прекратить, — запыхавшись от бега, потребовал молоденький сержант.

— Что «прекратить»? — поинтересовался Слава.

— А что вы тут делаете? — в свою очередь, подозрительно спросил сержант.

— Машину с сугроба снимаем. Кто-то вон поставил и убежал. А мы видим: такое дело, — толково объяснял Слава.

— А владелец, может быть, инвалид, — запальчиво поддержал Костя, — как ему быть?

— Да нет, не похоже, — медленно сказал сержант, заглянув в салон, — управление не ручное, хотя кто его знает.

Из-за угла вынырнули четыре тени. Филимон и Миша, радостно щебеча и приплясывая, держали под руки двух девочек в искусственных шубках с раскрасневшимися мордочками. Сделав вид, что ни к нам, ни к сержанту, ни к «Запорожцу» они не имеют никакого отношения, ребята проворно свернули в проходной двор.

— Ну что, орлы, взяли, — сказал сержант и ухватился за передний бампер.

— Оставьте в покое машину, — раздался сверху визгливый женский голос. — Сейчас позову милицию!

— Все в порядке, мамаша, я уже здесь, — поднял голову сержант.

Мы смиренно молчали.

— Что это они, то на сугроб ставят, то снимают, — поинтересовался бас из дома напротив.

Сержант внимательно посмотрел на нас, мы приподняли машину, дернули, и она, мягко спружинив, встала на свое место.

— Что, совесть заела? — спросил сержант, отряхивая перчатки.

— Да, — коротко ответил Слава.

Ленинградский вокзал… Сколько отсюда начиналось дорог в летние скитания по северо-западу нашей страны! Вот в том дальнем углу огромного зала свалены были наши рюкзаки и байдарки, когда мы жарким июльским полднем уходили в свою первую экспедицию. Тогда пассажирский поезд привез нас в своем последнем, болтающемся на стыках и стрелках вагоне в Новгород. А в конце лета Ленинградский вокзал встречал нас из Пскова…

На следующий год поход снова начинался с Ленинградского вокзала, и уезжали мы поздно ночью в Ленинград, откуда на местном поезде приехали сырым дождливым утром в Гдов. Да мало ли дорог за плечами! Но сегодня мы едем в Ленинград на экскурсию.

Я вышел из метро, ощутил всю силу январского мороза. Напротив огромные часы со знаками зодиака показывали без десяти одиннадцать. У входа увидел знакомую фигуру.

— Привет, Славка!

— Привет. Холодно-то как.

— А ты чего тут стоишь? Да еще без шапки.

— Да там, в зале, громкоговорители орут, душно как-то.

В зале вокруг сложенных рюкзаков стояли Алена, Леша и Филимон. Мадленский что-то рассказывал, при этом жестикулировал, подавшись вперед. Леша и Алена внимательно слушали, недоверчиво улыбались, а время от времени разражались хохотом. А Филька в эти моменты делал непроницаемое лицо, весьма довольный реакцией слушателей.

— Чему вы так радуетесь? — спросил Слава.

— Филя рассказывает, как провел новогоднюю ночь, — объяснила Алена.

— С новыми подружками из сорок третьей школы?

— Почти, — уклончиво ответил Филимон.

— Как так?

— Да они его разыграли, и Филька встречал Новый год на улице…

— И приятно, что не потерял при этом чувство юмора, — послышался знакомый голос.

— Александр Сергеевич! А мы и не заметили, как вы подошли.

— Еще бы, вы так увлеклись. Ну, все в сборе?

На узком перроне усталая, сонная толпа, подгоняемая холодом, быстро двигалась между двумя составами. Над головами висел дымок — топились печки в вагонах. Знакомый железнодорожный запах, который вызывает волнение, обещает дальние странствия. Проводники стояли возле вагонов, притопывая на морозе.