Судьбы и фурии - [42]

Чолли и Даника. Под ивой Сьюзан, похожая на римскую свечу в своем алом платье, целовалась со своей новой подружкой Зорой, невероятно красивой афроамериканкой. Сэмюель, его жена и их тройняшки столпились вокруг арбуза, разделывая его на части. Эрни пришел со своей подружкой-барменшей Ксантипп – она была почти так же сногсшибательна, как и Матильда в юности, с короткими черными волосами и в желтом платье, таком коротком, что снующая вокруг малышня могла видеть ее трусики и растущие вокруг них волосы. Лотто готов был ужиком проползти по траве, чтобы увидеть это собственными глазами, но любая перемена позы означала жуткую боль, так что он старался сохранять вертикальное положение и неподвижность.

В небе разрывались фейерверки, вечеринка шумела.

[Определенно, люди, которые празднуют мир, взрывая в небе бомбы, обречены.]

Лотто наблюдал за собой словно со стороны, оценивая то, как он справляется с ролью беззаботного клоуна.

У него ужасно болела голова.

Он добрался до ванной, и в свете ярких ламп увидел свое отражение. Вид собственного раскрасневшегося лица ударил ему в голову, точно крепкий алкоголь. Он попытался улыбнуться и подивился получившейся печальной маске.

Вот она, середина его жизненного пути.

– Nel mezzo del cammindi nostra vita, mi ritrovai per una selva oscura, ché la diritta via era smarrita[18], – сказал он глухо.

Он выглядел совершенно по-идиотски. Жалко и вместе с тем претенциозно. Распущенность. Престиж. Он ткнул себя пальцем в живот, похожий на живот шестимесячного младенца. Когда Чолли увидел его после долгой разлуки, первым делом спросил:

– У тебя вообще все в порядке, старина? Ты толстый.

– И тебе привет, Горшок, – парировал Лотто. – Ты черный.

Это была чистая правда. Живот Чолли туго натягивал пуговицы его новенького костюма за четыреста долларов. Но Чолли никогда и не был красавчиком. Падение Лотто было заметнее. Даника, с помощью денег Чолли превратившаяся в одну из тех цыпочек, что носят дизайнерские платья с оголенным плечом, сказала:

– Оставь его в покое, Чолли. Его тело переломано от головы до пальцев ног. Если когда и можно позволить себе растолстеть, то определенно в такой ситуации.

Лотто понял, что больше туда не вернется. Не мог он видеть всех этих людей, в то время как ненавидел всех и вся. Вместо этого он ушел в их с Матильдой спальню, кое-как разделся и улегся на кровать.

Но едва он провалился в зыбкую вечернюю дрему, дверь внезапно открылась и поток света вырвал его из сна. Затем дверь снова захлопнулась, и Лотто понял, что теперь кроме него в комнате есть кто-то еще. Лотто запаниковал. Он едва ли мог двигаться! Если кто-то сейчас вздумает заползти в постель и изнасиловать его, он и сбежать-то не сможет! Но кем бы ни был взломщик, а точнее, взломщики, кровать не была объектом их интереса. Лотто услышал приглушенный смех, шепот, шорох одежды, а затем – характерный ритм, бьющийся о дверь ванной комнаты. Приглушенные слова, шлепки и сдавленные возгласы. Еще немного, и они вышибут ему дверь. «Завтра нужно будет затянуть болты потуже», – отметил для себя Лотто. А затем в его сердце ножом вошло ревнивое понимание: когда-то и он мог вот так затащить девчонку куда-нибудь и отделать, как следует. И потом она была бы довольна куда больше, чем эта бедняжка, хотя ей вроде бы тоже неплохо. Но в ее стонах все же слышались фальшивые нотки. В лучшее время он бы встал и присоединился к ним настолько естественно, что выглядело бы все так, будто они же его и позвали. Получилась бы славная оргия. А теперь все, что он может, – это валяться в своей кровати, как краб, в этом дурацком гипсовом панцире и мысленно критиковать развернувшееся представление. Лотто вошел в роль и под прикрытием темноты выпростал из-под одеяла свою здоровую руку и пощелкал пальцами на манер клешни. Потом девчонка выкрикнула долгое «А-а-а-ах!», парень прокряхтел что-то созвучное, а затем они оба засмеялись.

– О боже, то, что надо, – прошептал парень. – Эти вечеринки становятся настоящим дерьмом, когда люди притаскивают с собой детей.

– Я знаю, – ответила девушка. – Бедный Лотто, он с такой жадностью смотрит на всех этих детишек. А Матильда стала такой тощей, что это уже просто отвратительно. Если она продолжит в том же духе, то скоро превратится в ведьму. Я имею в виду: люди же не просто так придумали ботокс.

– Никогда не понимал, почему все считают ее красоткой. Да, она высокая и худая, и она блондинка, но точно не красотка. Я в этом деле знаток!

Раздался шлепок.

«Задница?» – подумал Лотто.

[Бедро.]

– В ней есть что-то. Помнишь, как в девяностые мы все ужасно ее ревновали? Вспомни, история любви Лотто и Матильды, величайшая история из всех. А их вечеринки! Боже, мне теперь даже стыдно за них…

Дверь открылась. Мелькнула лысина и ярко-рыжие волосы. Ага, Эрни. Вслед за ним мелькнуло голое плечо. Даника. Ну конечно. Возрождение старой интрижки. Бедный Чолли. Тошно… До чего дешево некоторые люди ценят верность. Чувствуя себя невероятно уставшим, Ланселот встал и снова оделся. Все эти люди могут затрахать друг друга до смерти, но он не позволит им совать носы в их с Матильдой дела и перемывать им кости. Как это нелепо, что его беспокоят укусы таких мелких мошек. Да к тому же еще и таких шлюховатых мошек.