Судьбы и фурии - [43]

Стоя в дверях со своей женой, он сердечно попрощался со всеми друзьями, глядя, как вслед за родителями уходят и дети, как менее пьяные развозят более пьяных. Прощаясь с Даникой и Эрни, Лотто рассыпался в таких любезностях, что они оба покраснели и неуклюже попытались ответить ему тем же. Даника просунула пальцы в петлю его ремня, когда целовала его на прощание.

– И вот снова мы одни, – сказала Матильда, глядя, как последние огоньки фар мигнули и исчезли в сумраке. – Знаешь, в какой-то момент я подумала, что мы тебя потеряли, но потом стало ясно, что мы действительно в большой беде: Лотто Саттервайт не просто сбегает с вечеринки, Лотто Саттервайт сбегает с нее без ног!

– Это правда, – усмехнулся Лотто. – Но мне было скучно. Я утомился и решил всех разогнать.

Матильда повернулась к нему и сузила глаза, через секунду бретельки ее платья упали с плеч, а затем и само платье пеной стекло к ее ногам.

– Так уже не скучно, – признал Лотто.

– Утомишь меня? – спросила Матильда. – Загонишь?

– Как дикий кабан, – кивнул Лотто, хотя в ее глазах он больше напоминал уставшего поросенка, задремавшего прямо у материнской груди.

БЫСТРЫЙ РЫВОК ВНИЗ, и весь мир тут же переменился. С Лотто сняли гипс. Вся левая часть его тела была нежно-розовой, размякшей и напоминала пережаренный омлет. Он стоял голый перед Матильдой, и она смотрела на него, зажмурив один глаз.

– Так – полубог, – сказала она и зажмурила другой: – А так слизняк.

Лотто рассмеялся, стараясь заглушить привкус горечи уязвленного тщеславия, вызванной ее словами. Он все еще был слишком слаб, чтобы вернуться в квартиру. А он так соскучился по загазованному воздуху, шуму и неоновым огням. Интернет уже ничем не мог его соблазнить – у каждого человека есть свой предел восприятия бесконечной череды забавных видео про детей и кошек. Солнечный свет казался слишком ярким, а безупречная красота жены стала его раздражать. Ее бедра напоминали ему тугой, соленый балык. В утреннем свете черты ее лица казались слишком острыми, как будто их вытесала не слишком обходительная рука. Ее губы казались слишком тонкими, а передние зубы слишком длинными – каждый раз, когда они клацали о чашку или ложку, Лотто невольно передергивало. А как она любила довлеть над ним! Чем бы он ни занимался, всегда чувствовал затылком ее нетерпеливое сопение. Он завел привычку подолгу валяться в постели после пробуждения, ожидая, пока Матильда совершит свой утренний ритуал, включающий пробежку, йогу, велосипедные прогулки по окрестностям, и в конце концов всегда снова проваливался в сон.

Просыпался он окончательно ближе к полудню.

В то утро Лотто долго лежал и прислушивался к тому, как Матильда возится за дверью в ванной. Затем покрывало вдруг приподнялось, и что-то мягкое и пушистое пробралось по его телу вверх и лизнуло его лицо – от подбородка до носа. А когда вынырнуло, Лотто увидел маленькую милую мордочку с огромными глазами и треугольными ушками. Он рассмеялся.

– Вот ты кто! – сказал он, а затем взглянул на Матильду, и на глазах у него вскипели слезы. – Спасибо тебе! – с чувством сказал он.

– Это порода шиба-ину. – Матильда уселась на свою часть кровати. – Как ты ее назовешь?

Лотто хотел ответить «Собака». Он всегда мечтал о собаке по кличке Собака. Было в этом что-то метафизическое и забавное. Но когда он открыл рот, произнес совсем не то.

– Бог? – удивилась Матильда. – Ну что же. Приятно познакомиться, Бог. – Она подняла щенка и вгляделась в его мордочку. – Ты самое милое божественное воплощение на моей памяти!

В МИРЕ НЕТ ТАКИХ ВЕЩЕЙ, которые бы не мог исправить маленький щенок. Пусть даже и ненадолго. Целую неделю Лотто снова чувствовал себя счастливым. Он испытывал огромное удовольствие, наблюдая за тем, как собака ест, вываливая все содержимое миски и съедая у его ног. Или за тем, с каким невероятным усилием она каждый раз испражняется, смешно расставив задние лапы и задрав хвост на манер флага. И с каким глубоко философским видом оглядывается на него каждый раз, когда ей это удается. Или как она тихонько сидит рядом с ним, когда Лотто дремлет на расстеленном на траве пледе, и жует отвороты его брюк. Ему нравилось ощущать нечто мягкое и нежное под своей ладонью, стоило только крикнуть: «Бог!» Звучало это как самое первое в его жизни ругательство, но на деле это было самое подходящее слово. И каждый раз он вознаграждался легким покалыванием крошечных зубов на подушечке его большого пальца. Лотто веселил даже недовольный лай щенка, вызванный тем, что он опять запутался в поводке или оказался заперт на ночь в своей корзине. Собак невозможно разлюбить. Это та самая страсть, которую не раздавить никаким бытом. Да, Бог не могла соединить его новую отшельническую жизнь, начавшуюся после перелома, и ту, городскую, к которой он так тянулся: все эти интервью, званые ужины и моменты, когда незнакомые люди узнают тебя в метро. Также она не могла заставить его кости срастись быстрее. Даже ее крошечный язычок не смог бы зализать все его раны. Бессловесные собаки всегда были и будут лишь отражением собственных хозяев. Не их вина, что хозяева достаются бракованные.