Судьбу не изменить, или Дамы выбирают кавалеров - [2]

Грег, отложив компьютер, взял нож и принялся открывать все, что в нем было. Вскоре на его ладони оказалось какое-то маленькое чудовище, ощетинившееся кусками металла разной формы и назначения. Грегори осмотрел каждый предмет и с восхищением посмотрел на отца:

— Ого… Спасибо, пап!

— Не за что. В походе обязательно понадобится.

— А вы чем тут будете заниматься? — спросил Грег, ложась на спину и свешивая голову с кровати так, что она оказалась как раз на плече у отца.

— Пока не решили. Хотел маму в Черногорию позвать, пусть бы на солнышке погрелась, но не знаю, как она отреагирует, — потрепав мальчика по темным волосам, ответил Хохол.

— Ей бы не помешало. Ты заметил — она опять стала нервная какая-то, то плачет, то наоборот — сильно веселая? — сказал Грегори задумчиво, и Хохол напрягся:

— Тебе показалось.

— Нет, не показалось. Я тут на днях ночью попить пошел, а она сидела внизу в гостиной и с Машей по скайпу разговаривала. Ты не думай, я не подслушивал! — торопливо пояснил мальчик, заметив, как нахмурился отец. — Просто она в полный голос говорила, было слышно. Так вот, она Маше жаловалась, что ее все тут угнетает, что она устала и хочет все бросить. Может, ей не надо рестораном заниматься? Хотя бы летом, а? Ведь есть управляющий.

— Я с ней поговорю, — серьезно пообещал Хохол, — думаю, что ты прав — ей нужно отдохнуть. И в Черногорию мы все-таки поедем, а ты, когда вернешься из лагеря, прилетишь к нам.

— Что, сам? — удивился и обрадовался Грегори, но отец отрицательно покачал головой:

— Сам ты пока так далеко один лететь не должен. Гену попросим.

Однорукий телохранитель Гена жил теперь здесь, в Бристоле, и Марина с Хохлом довольно часто обращались к нему за помощью. Лицо Грега чуть омрачилось — ему очень хотелось впервые полететь куда-то одному, без сопровождающих, но спорить с отцом он не стал — с Геной так с Геной.

— Ты только маму уговори, а то я знаю — уеду, а она скажет, что не устала, и все лето будет здесь газами дышать, — серьезно сказал он, и Хохол фыркнул:

— Я, конечно, постараюсь, но не гарантирую — ты ведь знаешь нашу маму.

Они посмотрели друг на друга и заговорщицки захихикали.

На самом деле Хохлу весело не было, он просто старался не показать сыну, как расстроен тем, что услышал от него. Женька всегда старался хоть как-то оградить мальчика от их разборок с женой, от ее порой довольно экстравагантных выходок и тяжелого характера. Удавалось не всегда. Чем старше становилась Марина, а соответственно, и сам Хохол, тем тяжелее было контролировать ее. Да и кто мог бы похвастаться тем, что держит под контролем саму Наковальню, возглавлявшую когда-то давно огромную группировку в небольшом зауральском городке? Никто — даже ее собственный супруг Женька Хохол. С годами Марина не сделалась мягче и легче в общении, хотя и старалась сдерживать себя. Но как, куда спрячешь характер, в котором больше мужского, и совершенно не женский мозг, больше похожий на вычислительный центр? Умение предугадать ситуацию на два шага вперед несколько раз спасало жизнь не только ей, но и близким людям, и считать это минусом Марина не хотела. Она любила их, как умела — мужа и сына, которому не была биологической матерью. Ребенок ее первого мужа, довольно рано погибшего Егора Малышева, стал ей родным с той самой секунды, когда она впервые взяла его, десятимесячного, на руки в больничной палате. И с той минуты она ни разу не пожалела о том, что сделала, и Хохол смог стать мальчику отцом — настоящим отцом, который любит и воспитывает. Правда, Грегори еще в пятилетнем возрасте узнал, что Хохол ему не родной, и с тех пор периодически в доме возникали довольно неприятные ситуации, когда мальчик прямо заявлял об этом. Но Марина была непреклонна и не давала сыну спуска в этом вопросе. Правда, в последнее время Грег немного поубавил прыть, испугавшись вида Хохла в больничной палате, куда тот угодил после тяжелого инфаркта. Коваль тогда привела сына в больницу и жестко сказала:

— Выбирай. Если ты скажешь — мы сейчас уйдем отсюда и больше никогда не увидим Женю. Но если ты не хочешь этого — запомни, что с этой минуты ты не смеешь больше рта открыть на тему, что он тебе не родной.

Не на шутку испуганный Грегори посмотрел в глаза матери и понял, что та говорит серьезно и от его слова сейчас зависят три жизни. Представить себе, что по утрам к нему в комнату не будет приходить Хохол, Грегори не мог. Он не был жестокосердным, он был обычным мальчишкой, которому иной раз не хотелось делить внимание матери с кем-то еще, но зла Хохлу он не желал никогда. Представив, что случится с Женькой, находившимся в тот момент в довольно тяжелом состоянии, если вдруг они с матерью уйдут и больше никогда не вернутся, Грегори испугался. И в этот момент он сделал окончательный выбор и больше уже не произносил вслух фразу «ты мне не отец». Со временем эта ситуация немного сгладилась в его памяти, но обещание свое Грегори выполнил — самым страшным для него было выглядеть в материнских глазах человеком, не умеющим держать слово. Он прекрасно знал, что таких она не уважала и ни во что не ставила. Хохол не держал на него зла, наоборот — старался и Марине объяснить, что мальчик просто запутался, но упрямая Коваль все равно сделала все, чтобы сын не смел больше заикаться на тему кровного родства с Женькой. Ей было очень обидно за мужа, который, имея на руках совершенно неподвижную после тяжелого ранения, ничего не соображающую женщину, не избавился от чужого ребенка, хотя вполне мог бы облегчить себе жизнь. Наоборот — вывезя в Англию и Марину, и Грега, Женька сделал все, чтобы мальчик научился говорить по-английски, чтобы смог быстрее адаптироваться в новых условиях. Сам Женька так и не выучил языка, разве что несколько бытовых фраз, произносимых с ломовым акцентом, но для маленького Грега нашел девушку-студентку, проводившую с мальчиком время до того момента, пока Коваль не пришла в себя и не встала на ноги. Марина постоянно напоминала об этом сыну, не желая, чтобы тот вырос неблагодарным, но Хохол в такие моменты страшно злился на жену: