Судьбу не изменить, или Дамы выбирают кавалеров - [3]

— Ты выставляешь все так, словно я подвиг совершил. А ведь это нормально. Будь я его родным отцом — ты не стала бы так уж расписывать то, что я сделал, потому что считала бы это моей отцовской обязанностью. Так почему же ты думаешь, что у меня хоть раз мысль закралась о том, что он мне не свой и я могу от него избавиться? Ты кем меня считаешь-то?

— Я считаю тебя самым надежным, верным и порядочным человеком из всех, кого я знала, — просто отвечала она, приникая к мужу и понимая, что он прав.

В какой-то момент к Коваль вдруг пришло осознание того, что Женька — единственный мужчина, ни разу не предавший ее, не отступивший, не бросивший в тяжелых ситуациях, вытерпевший столько, что страшно даже подумать. Он любил безусловно, безоглядно, бездумно, ему важно было просто ее присутствие в его жизни. Во время последней поездки в Россию Марина вдруг взглянула на мужа совершенно другими глазами и поняла, что никого другого ей и не нужно, а все мимолетные романы, что она заводила, не имеют никакого значения — легкая связь, чтобы держать Хохла в тонусе. Но на самом деле никто, кроме Женьки, ей и не нужен. Она до сих пор сходила с ума, прикасаясь к его испещренной татуировками и шрамами груди, чувствуя его огромные ручищи, покрытые рубцами с тыльной стороны. Эти рубцы и шрамы Коваль могла целовать часами, что до сих пор страшно удивляло Хохла — по его мнению, выглядели его руки и грудь отвратительно, но у жены было свое мнение.

Марина любила собственное ощущение от этой близости — ощущение покорности и чужой власти. В последнее время Хохол перестал забываться и рукоприкладствовать, как бывало раньше, но, возможно, это просто она сама перестала давать ему поводы для этого? Женька бил ее от бессилия, от невозможности контролировать, сам потом очень жестоко страдал и мучился как от физической боли, хотя никогда не позволял себе больше одного удара — боялся не рассчитать силу и убить. К собственному удивлению, Марина никогда не держала на него зла или обиды за это. Никому она не позволила бы подобного и не простила бы, но Женька… Между ними было что-то большее, чем просто связь. Она доверяла ему слепо, не проверяя и не оглядываясь, потому что знала — он отгрызет себе руку, но защитит ее в любой ситуации.

К счастью, за последний год в их жизни ничего не происходило. Как шутила иной раз Марина — перестало взрываться и гореть все, к чему она прикасается. Хохол был очень доволен этим обстоятельством — Марина стала спокойно спать ночами, даже, кажется, курила меньше, с удовольствием занималась делами ресторана, ездила с Грегори на соревнования по единоборствам, которыми тот занимался с большим успехом. И вот сегодня сын вдруг обратил его внимание на то, что мать снова стала нервной и усталой, жалуется на жизнь живущей в далекой Сибири подруге. Это не предвещало ничего хорошего. Женька подумал, что, возможно, есть что-то, о чем жена не говорит ему, и это тоже нехорошо. После появления таких тайн она обычно срывалась в Россию, где непременно происходило что-то, требовавшее ее непременного участия. Там остался Мишка Ворон — человек, с которым у Марины было общее прошлое и чуть-чуть — в настоящем. Он знал, что Наковальня не погибла, хотя на кладбище уже много лет есть ее могила, как и знал, где и как ее найти в случае надобности. В прошлом году Марина помогла ему выпутаться из довольно неприятной истории, и Хохол очень надеялся, что на этом все и закончится. И вроде так и было весь этот год. Так почему вдруг сейчас Марина снова стала нервной? Нужно непременно это выяснить. Выяснить — и принять меры, пока все не стало сложно.

Глава 2 Урал

В разговоре с инакомыслящим человеком можно высказываться лишь о пустяках.

Ёсида Кэнко, монах

— Мы зря все-таки решили лезть в эту предвыборную кампанию.

— Мы бы зря решили, если бы я сам избирался, — в голосе сидевшего за столом мужчины звучали нотки снисходительности, и его помощник, молодой высокий парень лет тридцати с небольшим, недовольно поморщился — в снисхождении он не нуждался, а мнение свое привык высказывать прямо и четко.

— Это я понимаю. Но вы ведь вкладываете деньги, а это риск.

— Любое дело, сопряженное с деньгами, всегда риск. Но можно всю жизнь просидеть, трясясь над пятью рублями, а можно однажды рискнуть и поднять пять миллионов, Вова. — Хозяин кабинета дотянулся до большого проигрывателя дисков и щелкнул кнопкой, наполняя помещение звуками джаза и голосом Нэта Кинга Коула.

Вова снова поморщился, но так, чтобы не заметил хозяин — джаз тот любил едва ли не больше всего на свете и не терпел критических замечаний по поводу собственного вкуса в музыке. Но Коул… Как будто нет ничего посвежее!

Владимир Суриков стал работать у предпринимателя Воронцова, владевшего большой сетью автосалонов и автосервисов в области, около двух лет назад. Автомагнат, как его здесь принято было называть, искал себе в помощники человека с юридическим образованием, чтобы мог контролировать некоторые проекты, а Вова как раз оказался на улице после банкротства небольшого заводика, выпускавшего всякую хозяйственную мелочь. Познакомила их Ксюша — тогдашняя любовница Воронцова и давняя соседка Вовы по лестничной площадке. Буквально через год эта самая Ксюша внезапно «сошла с катушек», как это определял сам хозяин, и решила во что бы то ни стало выйти за Воронцова замуж. Но если он не женился на ней в те годы, когда Ксюша была намного моложе и свежее, то с какой радости должен был сделать это сейчас? Вова хорошо это понимал, а вот Ксюша, видно, думала иначе. Когда она поняла, что вожделенная фата и штамп в паспорте ей, увы, не светят, она устроила вообще невообразимое, наняв киллера из бывших охранников Воронцова. Нет, она не собиралась убивать его — к чему, когда у нее была совершенно иная цель. Ксюша рассчитывала сидеть возле раненого Воронцова и всячески изображать верную подругу и надежную сиделку, чтобы таким образом вынудить упрямого автомагната все-таки сделать ей предложение. Но в такой, казалось бы, стройной схеме неожиданно возникла брешь, и Ксюшу перехватили вместе с исполнителями. С тех пор Вова больше никогда ее не видел, хотя слышал краем уха разговоры о том, что бывшая королева красоты и телеведущая с изуродованным до неузнаваемости лицом поселилась в Магадане, выезжать откуда совершенно не собирается.