Судьба Конрада - [78]

– Призывай немедленно, Грант!

Невидимые пальцы потянули ключ-штопор, висевший у меня на шее, и вытащили наружу – поверх маминого горчичного свитера.

Я бросил куртку и свитер для Милли и благодарно схватил ключ-штопор, подняв его. Веревка, на которой он висел, услужливо удлинилась, так что я мог взмахнуть им прямо перед разъяренным лицом дяди Альфреда.

– Настоящим я призываю Ходока! – завопил я. – Приди ко мне и дай то, что мне нужно!

Тут же появились холод и ощущение обширных открытых пространств. За растрепанными волосами дяди Альфреда я видел гигантский изгибающийся горизонт, пылающий от невидимого за его чертой света. Дядя Альфред развернулся и тоже его увидел. Его рот открылся. Он начал пятиться к кассе, но, кажется, не мог сделать и шага. Я видел вмятины на обоих рукавах его халата, где его схватили две пары рук. Когда фигура Ходока своей торопливой семенящей походкой пересекла гигантский горизонт, я чувствовал, как Кристофер с одной стороны от дяди Альфреда, а Милли с другой вцепились в него, точно тиски.

– Нет, нет! Пустите! – закричал дядя Альфред.

Он метался и вырывался, пытаясь освободиться. Его руки поднимались так тяжело, будто стали свинцовыми, когда Кристофер и Милли повисли на нем.

Ходок приближался с поразительной скоростью, его волосы и одежда, не шевелясь, развевались в неощутимом ледяном ветре, который он принес с собой. И совсем скоро он уже возвышался в магазине, неясно вырисовываясь среди книжных шкафов, заполняя пространство ледяным запахом. Потом он уже стоял над нами. Его внимательное белое лицо и продолговатые темные глаза повернулись от дяди Альфреда ко мне.

– Нет, нет! – выкрикнул дядя Альфред.

Продолговатые темные глаза Ходока снова обратились к дяде Альфреду. Он протянул ему маленькую запятнанную алым винную пробку с этикеткой «Вина Иллари, 1893 год».

– Не направляй это на меня! – взвизгнул дядя Альфред, отклоняясь назад. – Направляй на Кона! На ней сильнейшие смертоносные чары!

Белое лицо Ходока кивнуло в его сторону. Один раз. Обе его руки вскинулись. Он подхватил дядю Альфреда подмышку и протопал мимо меня, неся его легко, будто младенца. Последнее, что я видел – яростно пинающиеся ноги в полосатых пижамных штанах, когда дядя Альфред проплывал мимо моего правого плеча. Когда мимо меня прошел сам Ходок, я почувствовал рывок на шее, и ключ-штопор вылетел из моих рук и исчез. В то же мгновение исчезло ощущение ветра и горизонта вечности.

Тогда Милли с Кристофером стали видимыми – они пошатывались и выглядели крайне потрясенными.

– Думаю, мне не нравятся оба твоих дяди, Грант, – необычайно тихо и серьезно произнес Кристофер.

– Это, – прозвучал позади меня глубокий сухой голос, – первые твои разумные слова за несколько месяцев, Кристофер.

Там стоял Габриэль де Витт, серый и суровый, в своем черном сюртуке казавшийся таким же высоким, как Ходок. Он был не один. Все те, кто заходил вместе с ним в Большой Салон, столпились возле книжных полок и там, где недавно стоял Ходок. Среди них был мистер Прендергаст, и юрисконсульт короля, и одна из королевских колдуний – мадам Дюпон, – а также жуткая миссис Хэвлок-Хартинг. Моя мать и Антея стояли рядом с Габриэлем де Виттом – обе ужасно уставшие и заплаканные. Но, оглядевшись вокруг, я с интересом отметил, что каждый присутствующий был столь же потрясен прохождением Ходока, как и я. Даже Габриэль де Витт стал немного серее, чем в Столлери.

При виде него – и других людей – у Кристофера сделался самый ошарашенный вид, какой я у него когда-либо видел. Его лицо стало таким же белым, как у Ходока. Он сглотнул и попытался поправить галстук, которого на нем не было.

– Я могу всё объяснить, – сказал он.

– Я тоже, – прошептала Милли.

Она выглядела совершенно больной.

– С вами двумя я поговорю позже, – сказал Габриэль де Витт, и это прозвучало крайне зловеще. – Сейчас я хочу поговорить с Конрадом Тесдиником.

Это прозвучало еще более зловеще.

– Я тоже могу всё объяснить, – сказал я.

Я до смерти перепугался. И предпочел бы в любой момент поговорить с дядей Альфредом.

– Понимаете, я происхожу из семьи преступников, – произнес я. – Оба моих дяди… И уверен, на мне все-таки тяготеет Злой Рок, что бы ни говорил Кристофер.

По какой-то причине это заставило Антею хихикнуть сквозь слезы. Моя мать вздохнула.

– Мне необходимо задать тебе несколько вопросов, – произнес Габриэль де Витт так, словно я ничего не говорил.

Из внутреннего кармана своего чернильно-черного представительного сюртука он вытащил сверток и передал его мне. По виду в свертке были открытки.

– Пожалуйста, просмотри эти снимки и объясни, что ты на них видишь.

Я, хоть убей, не мог понять, что заставило Габриэля де Витта заинтересоваться открытками, но открыл конверт и вытащил их.

– О, – произнес я.

Оказалось это распечатанные фотографии, которые я сделал на двойной лестнице, где мы встретили Милли. На одной была просто лестница, на двух – на той же лестнице Милли, кричавшая Кристоферу, и еще одна с той же лестницей, поднимавшейся к грязному стеклу башни. Однако с ними со всеми было что-то неправильно. На заднем плане каждой виднелись полупрозрачные, но довольно отчетливые другие здания – десятки других зданий. Я видел расплывчатые коридоры, другие лестницы, комнаты с купольным потолком в разных стилях, разрушенные каменные арки и несколько раз нечто, похожее на гигантскую оранжерею. Все они слоями находили друг на друга.