Судьба адмирала Колчака. 1917-1920 - [43]

Общепризнанно, что выбирать было в общем-то не из чего. В письмах жене Колчак говорит, что окружение его ужасно, что он живет в атмосфере нравственного разложения, трусости, алчности и предательства. Отчасти по географическим причинам в распоряжении Деникина было лучшее, чем у Колчака, офицерство. Тем не менее трудно отказаться от мысли, что армиями Колчака могли бы командовать успешнее, офицеров в штабе могло бы быть поменьше[32], чиновники могли бы быть честнее и квалифицированнее, а министерствами следовало бы управлять с менее скандальной безответственностью.

Из всех ошибок и упущений Сибирского правительства самые катастрофические связаны с военными поставками. Во время первого посещения Омска, перед государственным переворотом, Нокс среди других мер рекомендовал «в первую очередь снабжать передовые части на фронте, и только потом тыловые». Рекомендацию приняли, но никогда ей не следовали. Вся система снабжения подчинялась требованиям черного рынка. Цены на предметы роскоши и некоторые предметы широкого потребления (например, табак) в Омске стояли в двадцать пять раз выше, чем во Владивостоке. Взятки от 20 до 50 тысяч рублей было достаточно, чтобы получить вагон из поезда с военным снаряжением, но желательнее отогнать поезд на склад, где с подобными делами справлялись с осторожностью. А еще лучше, чтобы этот склад находился поближе к большому количеству потребителей контрабанды. Омск для этой цели подходил лучше всего.

На худой конец, разумеется, незаконный вагон можно было просто отцепить, а поезд отправить к коммерчески невыгодному месту назначения – поближе к линии фронта. Однако это не устраивало начальника склада, поскольку военные запасы (особенно одежда, лекарства и перевязочный материал, седла, револьверы и так далее) господствовали на черном рынке. Редко представлялся шанс незаконно завладеть всем правительственным грузом, но было множество возможностей для умеренного воровства.

Результаты вполне предсказуемы. Отвратительного планирования, профессиональной непригодности чиновников и обветшания железных дорог уже хватило бы для развала снабжения передовых омских армий, а повсеместная коррупция усугубляла эти неустранимые слабости и лишала фронтовые части самого необходимого. Русский морской офицер, командир канонерки, защищавшей плацдарм на Каме весной 1919 года, рисует такую картину: «Солдаты одеты безобразно, некоторые ходят буквально в лохмотьях. Лишь у немногих есть сапоги – большинство носит лапти или обматывает ноги мешковиной. Кое-кто вместо военной формы носит сшитые вместе мешки. У офицеров мундиры выцвели и износились». Еще один надежный свидетель говорит об армейском корпусе, в котором единственной экипировкой, выданной офицерам за полгода, была тысяча пар подтяжек. В Ставке офицеры быстро получали очередные звания, во фронтовых частях повышения случались редко.

Красная армия столкнулась практически с теми же проблемами, что и ее противники, но с большей энергией и упорством взялась за их решение. Не хватало вооружения, поскольку остановились почти все заводы и фабрики, но зато были приняты меры к тому, чтобы имевшееся оружие попадало к тем, кто непосредственно участвует в боях. Поразительно высокий процент дезертиров сокращался разумными и относительно гуманными методами. Красной армии недоставало квалифицированных командиров, однако к июню 1919 года этот недостаток отчасти компенсировала мобилизация 27 тысяч бывших офицеров царской армии. Большинство их, хотя и откликнулись на призыв только потому, что было трудно и опасно его избежать и то был единственный доступный способ добыть средства к существованию для себя и своих семей, выполняли свои обязанности – под присмотром политических комиссаров – скрупулезно, хотя, вероятно, без особого рвения.

В двух отношениях Красная армия, безусловно, превосходила своих противников в Сибири. Троцкий был человеком энергичным, хорошим организатором и быстро схватывал суть происходящего – всех эти качеств Колчаку недоставало. Зимой 1918 года Троцкий заявил, что все внимание следует уделить улучшению кадров, а не заниматься фантастическими схемами реорганизации; каждое воинское соединение должно регулярно получать свою норму довольствия; солдаты должны научиться чистить сапоги. Армии Колчака постоянно реорганизовывались: за четырнадцать месяцев Военное министерство десять раз переходило из рук в руки, но у солдат по-прежнему не было ни сапог, ни гуталина.

И наконец, большевистские лидеры верили в свое великое предназначение, чем белые опять-таки не могли похвастаться. Большевики поступились своими разногласиями ради общей цели, белые поступили наоборот. Белые развлекались бессмысленными зверствами, часто вредившими их делу, – красные обосновывали свою безжалостность великими целями, и их безжалостность приносила те результаты, к которым они стремились. Несмотря на все трудности и промахи, Красная армия была функционирующим предприятием. «Когда дела шли из рук вон плохо, почти всегда находился коммунист или группка коммунистов, бравших власть в свои руки, и группа партийцев, обеспечивавших дисциплину по всей вертикали и внушавших ту уверенность, которая и определяет разницу между победой и поражением». В слабых сибирских армиях не было ничего подобного.