Судьба адмирала Колчака. 1917-1920 - [45]

В необходимости надежной охраны никто не сомневался. При всех его перемещениях принимались меры предосторожности – с такими же в течение нескольких следующих десятилетий знакомили мир более значительные и, к сожалению, более долговечные диктаторы. «Охрана окружала его постоянно, большого скопления народа не допускали, а за собравшимися пристально следили; на всем пути его следования расставляли часовых и скорость движения соблюдали максимально возможной». Этот рассказ одного из британских офицеров о мимолетном визите Колчака в Троицк к казакам Дутова формулирует стереотип, применявшийся позже в не столь отдаленных уголках Европы.

Диктаторы обычно не могут похвастаться большим ростом. Колчак не был исключением, но внешность имел внушительную. «Очень невысокий человек с проницательным взглядом. Примерно таким я представлял себе Наполеона», – отозвался о нем молодой британский офицер. Однако, в отличие от Семенова, старавшегося походить на Наполеона и знаменитым жестом – он закладывал ладонь за полу мундира, – и локоном на лбу, который каждое утро укладывала его любовница, Колчак вел себя абсолютно естественно. Вероятно, из-за текшей в его жилах тюркской крови – его род имел половецкие корни – он был наименее русским из всех русских белогвардейских лидеров. Скромный, лишенный чувства юмора, молчаливый и одержимый своим служением, он как будто не принадлежал к суетному сообществу, которым правил. Такое впечатление, словно мы смотрим драму, в которой главная роль написана и исполнена в стиле, совершенно отличном от остальной пьесы.

«Я признаю, – писал Нокс в Военное министерство в январе 1919 года, – что всем сердцем симпатизирую Колчаку, более мужественному и искренне патриотичному, чем кто-либо другой в Сибири. Его трудная миссия почти невыполнима из-за эгоизма японцев, тщеславия французов и безразличия остальных союзников. В России не приходится выбирать, и если вы находите честного человека, смелого, как лев, его следует поддерживать, пусть он даже и не обладает, по мнению участников Версальского мирного договора, мудростью змеи». Никто, даже Жанен, никогда не подвергал сомнению смелость Колчака и его честность, однако, по некоторым источникам, в Сибири его характер испортился, и адмирал уже не был таким, как прежде.

Юный русский морской офицер, Федотов-Белый, служивший под началом Колчака на Балтике в начале войны, оказался прикомандированным к американской военно-морской миссии, посетившей Черноморский флот в 1917 году. При переезде миссии из Севастополя в Петроград по железной дороге Белый в качестве посредника и переводчика присутствовал на встречах, где обсуждалась поездка Колчака в Америку. Тогда же адмирал заподозрил навязчивого моряка в шпионаже в пользу большевиков и хотел пристрелить его на месте. Адмирала с трудом удержали от расправы. Федотов-Белый прокомментировал этот инцидент так: «Видимо, начинало сказываться напряжение, в котором он находился (с Февральской революции), и уже не мог контролировать себя… Я отчетливо видел колоссальные изменения, произошедшие с ним с дней наших последних встреч в Рижском заливе».

Белый (который производит впечатление благожелательного и надежного свидетеля) появился в Омске в начале 1919 года после службы в ВМС Великобритании. Колчак послал за ним, и они беседовали целый час. «Верховный правитель, – писал Белый впоследствии, – произвел на меня странное впечатление. Он казался менее взвинченным, чем во время наших последних встреч по пути из Севастополя и в Англии перед отплытием в Америку. Однако в нем чувствовалось некоторое равнодушие. Он постарел и был уже не тем активным, энергичным человеком, каким я знал его в прежние времена на флоте. Он словно стал фаталистом, чего я за ним раньше не замечал. Он не показался мне «избранником судьбы», скорее он просто устал от метаний и борьбы в незнакомой среде». Точность этой характеристики подтверждается и другими источниками. Ведущий актер поднимался на сцену тяжелой походкой обреченного человека.

В международных войнах затишье – нормальное явление, выгодное армиям обеих сторон, чего нельзя сказать о войнах гражданских. В междоусобной борьбе военные действия и их прямые последствия насыщены более глубокой ненавистью, жестокостью и озлоблением, чем конфликты между солдатами разных стран. Когда бои затихают, маятник стремится в противоположную сторону. Чужеземная армия использует долгожданную передышку для отдыха, возмещения потерь и переформирования. Солдаты получают отпуск и возвращаются полные сил. Армии пополняются новыми рекрутами, разрабатываются новые планы, подвозятся ресурсы, поднимается боевой дух. К концу затишья войска становятся сильнее и боеспособнее, чем прежде.

В Гражданской войне тенденции противоположны. Как только прекращается умерщвление, необходимость убийства ставится под сомнение. Воцаряются неуверенность и отвращение. Человеческое общество устроено так, что, если одна нация воюет против другой, обе воюющие стороны с равным упорством верят в справедливость дела своей страны. Однако в Гражданской войне только фанатики и идиоты, в чьи мозги даже не закрадывается мысль о том, что нельзя раздирать на части собственную страну, убивают соотечественников и грабят их дома.